Спасти Осень - Галина Мишарина

– Совершенно уверена. Я не в первый раз подобное вижу.

Я вдохнула, выдохнула… и закричала. Слёзы хлынули рекой, живот снова объяла мука.

– Неси настой колина, – приказала старшая. – Успокойся, пожалуйста. Я понимаю, это горе…

Лекарство в меня вливали силой, и, едва я сделала первый глоток, как провалилась в необъятную, жуткую муть страшного сна, где не было времени, не было жизни, не было света. Во мне не осталось ничего.

Я оставалась в больнице несколько дней. Берёзовые Сёстры сами сходили в гостиницу за моими вещами, и даже разрешили Кутерьме спать под моей кроватью. Правда, они не сразу пустили лису к постели, а только узнав, что она благословлена магией летов, которая отгоняла от зверя всякую заразу.

Я старалась держаться, делала вид, что справляюсь, но на самом деле была в отчаянии. Не могло быть и речи о том, чтобы пойти во дворец. Когда целительницы перестали опасаться за моё здоровье и отпустили, я отдала им большую часть денег в благодарность за приют и заботу, а сама вернулась в гостиницу. Женщины предлагали мне остаться, помогать им магией, но я не хотела. Внимать чужой боли у меня просто не было сил.

Берёзовые Сёстры, как выяснилось, заботились исключительно о женщинах и детях. Здесь всем заправляла старая целительница по имени Мэйр, с которой я так и не встретилась – она отбыла во дворец по какому-то важному делу. В городе больница эта, хотя и принимала в основном бедных и одиноких, а считалась одной из лучших. Стань я частью этого доброго дела, и, возможно, нашла бы успокоение… Но я ослабла, утратила веру в лучшее. Наверное, если бы поделилась с кем-то, мне бы стало легче, но кому я могла доверить свои страдания? От подобной боли можно сойти с ума, если вовремя не найти избавление. И я, не придумав ничего лучше, попросилась к хозяину гостиницы в работницы. Удивительно, что в этот раз удача была на моей стороне, ведь им как раз требовалась помощница кухарки. За работу мне платили едой и возможностью жить в маленькой комнате на верхнем этаже, к тому же хозяева спокойно относились к Кутерьме и бесплатно кормили Сахара.

Хуже всего было ночью, когда я оставалась одна. В больнице меня часто навещали сами целительницы, днём, когда помогала поварихе, я была сосредоточена на работе, но, возвращаясь в свою комнатку, оставалась один на один с печалью и чувством вины. Если бы я не погнала Сахара галопом – ребёнок бы не погиб. Если бы внимательнее отнеслась к задержке, не приняв её за последствие горя – ребёнок был бы жив. Если бы только я могла вернуться на несколько дней назад, поберечься! О том, чтобы любовь вернуть, уже не думалось…

Мне снились кошмары, мерещился детский плач. Мне хотелось умереть вслед за малышом, и порой я решительно подумывала о том, чтобы отправиться на далёкие и таинственные острова Гроз, где, как говорили, всякий обретал покой. Ненавидела ли я Ракха? В какие-то мгновения да, ведь он тоже был отчасти виновен в случившемся. Но потом я вспоминала всё, что мужчина для меня сделал, и в голове звучал голос бабушки. Сердце нельзя принуждать, говорила она. Сердце должно выбирать свободно. И Ракх свой выбор сделал, также как я сделала свой.

Я устала неимоверно – от боли, от мыслей, от того, что ничего не смогу изменить. Даже блуждая в поисках работы по Вардару, и получая отказ за отказом, я не была в таком отчаянии. Тогда мне нечего было терять, кроме себя самой. Конечно, страх смерти был, но не настолько сильный, чтобы разъедал сердце. И только теперь, потеряв всех – семью, любимого, и даже малыша – я почувствовала, что значит по-настоящему страдать. Меня спасал только труд и прогулки верхом, хотя после случившегося целительницы посоветовали мне если и ездить, то только шагом. Зачастую я просто водила Сахара в поводу, а Кутя бегала поблизости, гоняя птиц и порой вылавливая из-под снега мышей.

Мне было не совладать с настырными мыслями о возможном счастье, ведь если бы я всё-таки сохранила ребёнка – то создала бы для него всё самое лучшее. Я бы непременно нашла отличную работу, копила деньги, и стала бы вести себя осторожно с драгоценным амулетом, что отдавал осторожное тепло, и, кажется, привык ко мне… А потом уехала бы из столицы куда-нибудь далеко, чтобы никто никогда не нашёл сына тёмного мага и не причинил ему вреда. Я знала, что сильная магия всегда передаётся по наследству, и была уверена, что ждала именно мальчика. Представляя, как могла бы обнимать его, рассказывать бабушкины сказки, играть и лелеять, я не могла сдержать слёз. И вряд ли мои молитвы о прощении слышал хотя бы один из богов. Теперь я очень хорошо понимала Ракха, который ненавидел себя за принятые в прошлом решения, последствия от которых были необратимы. Если бы только я знала… Если бы могла всё изменить… Я отдала бы что угодно за крупицы драгоценного времени, даже саму свою душу!

Кругом меня по-прежнему происходила деятельная, радостная жизнь, но я не была её частью. Чаще всего мне хотелось забиться в угол, спрятав нос в коленях, и сидеть так целую вечность в плену тихих слёз. Но ещё больше я, к своему стыду, хотела вернуть Ракха, и постоянно видела его во сне со свёртком на руках. Он стоял, окружённый тенями, и глядел вниз на того, кого не было, ведь свёрток при моём приближении оказывался пустым. И эта боль, что не отпускала меня даже во сне, не теребила струны моей гордости – я всё равно желала обнять любимого, пусть он и никогда меня в ответ не полюбит…

В один из дней, когда мы с лисой пошли прогуляться вдвоём, в парке было больше народу, чем обычно. Двадцатого ноября в Осени отмечали День Единства – древний праздник союза княжеств. Меня отпустили с кухни уже поздно вечером, когда как раз начиналось самое интересное: приход магических цветных огней, игры и пляски, и, конечно, цветение зимних растений, и поедание морозных, тёмно-красных и ароматных, яблок.

Чтобы выгулять Кутю, мне пришлось уйти в дальний уголок парка, где нашлась кованая лавочка. С тех пор, как потеряла ребёнка, я всё время мёрзла. Даже кутаясь в шубу, чувствовала дрожь в теле, и никак не могла с ней справиться.

– Прекрасный сегодня вечер, правда?

Я вскинула глаза: передо мной стоял высокий мужчина в дорогих одеждах. Чем-то он напоминал Аника, хотя, кажется, летом не был, потому что говорил на осеннем без акцента. Я кивнула, не особо желая продолжать разговор, но мужчина сказал:

– Позволите присесть?

Кутя продолжала смирно лежать рядом, и я кивнула. Если бы мужчина представлял для нас опасность, лиса бы сразу насторожилась.

– А почему вы не празднуете с остальными? – спросил незнакомец.

– Не хочется, – ответила я честно.

– Бывает, – кивнул он. – Наверное, вам просто не с кем.

Я нахмурилась. Неужели по моему лицу не было видно, что у меня нет настроения с ним болтать, тем более на личные темы?

– Вы правы, – зачем-то ответила я. – Моя семья далеко отсюда.

– А друзья?

– Тоже.

– Ясно, – кивнул мужчина. – Это печально.

Я отвернулась, делая вид, что рассматриваю деревья в снегу.