Москва Первопрестольная. История столицы от ее основания до крушения Российской империи - Михаил Вострышев

Здание Купеческого клуба на Малой Дмитровке

Постановлением 1814 года число членов Купеческого собрания определялось в сто пятьдесят человек. Но к 1850 году их насчитывалось уже семьсот пятьдесят человек, а в 1856 установили норму в девятьсот человек.

Членами Купеческого собрания во второй половине XIX века были преимущественно крупные представители торгово-промышленных московских фамилий: Абрикосовы, Боткины, Варгины, Вишняковы, Гучковы, Губонины, Кокоревы, Кольчугины, Карзинкины, Кнопы, Крестовниковы, Коншины, Куманины, Кушнеровы, Мамонтовы, Моргуновы, Перловы, Поповы, Рябушинские, Сапожниковы, Солдатёнковы, Солодовниковы, Сорокоумовские, Третьяковы, Хлудовы, Чижовы, Шелапутины. Также среди членов Купеческого собрания были представители московской аристократии Волконские, Долгоруковы, Трубецкие, университетские профессора Т.Н. Грановский, И.К. Бабст, музыкант Н.Г. Рубинштейн, артист М.С. Щепкин, адвокаты Ф.П. Плевако, князь А.И. Урусов, журналисты, художники, врачи.

Гости допускались в Купеческое собрание с момента его основания, но с тем, чтобы члены записали их «в приготовленную для того книгу». Правда, в разные годы существовали дополнительные ограничения. Например, в начале XIX века член собрания мог приводить с собой гостя не чаще, чем три раза в год. С зимы 1907 года в качестве гостей получили право входа дамы «во все дни, кроме вторников и суббот».

Сначала из увеселений появились балы, на которые каждый член собрания мог провести до трех дам или девиц. «Само собой разумеется, – записано в правилах, – что каждый член не должен провести в Собрание ни дамы, ни девицы, в благонравии и добром имени которой не совсем уверен». Для наблюдения за «порядком и приличием в танцах» учредили даже должность танц-директора. Чем ближе к концу XIX века, тем разнообразнее и многочисленнее становились развлечения – маскарады, музыкальные вечера, дивертисменты, кабаре, рождественские елки и т. д.

Но на капиталы Купеческого собрания не только веселились. Всякий раз во время войн и неурожаев на благотворительные нужды отпускались огромные суммы денег. В 1850 году при собрании была основана библиотека, которая стала со временем уникальной и к 1914 году насчитывала пятьдесят две тысячи томов, в том числе четырнадцать тысяч на иностранных языках.

Открывалось Купеческое собрание, начиная с 1814 года, в девять часов утра и закрывалось в два часа ночи. Но со временем здесь часто стали устраивать общие обеды с цыганами и музыкой, а также юбилейные торжества, которые опять же заканчивались пиршеством. И тогда можно было гулять хоть до утра – только штраф заплати.

Проигрыш в карты

Из старейших игр здесь прижился бильярд. В 1830-1840-х годах полюбилось лото. В 1861 году стала популярна новая игра, «лото-домино», продержавшаяся до ее запрещения министром внутренних дел в 1866 году. С 1859 года допускались «все коммерческие игры в карты».

Многие падкие на сенсации журналисты рассказывали о бесчинствах, творимых в Купеческом собрании, и о невежестве его посетителей. Даже анекдоты пересказывали об этом:

Но факты свидетельствуют обратное. Например, газета «Московский листок» 15 сентября 1881 года поместила на своих страницах очерк «Исключили миллионщика»:

«В купеческом клубе шел обед. Старшины, по обыкновению, сидели в углу стола и доедали последнее блюдо. Вдруг влетает в залу Гаврила Гаврилович Солодовников, садится неподалеку от них, подзывает человека и говорит ему:

– Подай мне карточку обеда.

Человек подал. Капиталист-скряга просмотрел ее и заявил:

– Принеси мне говядины!

В трактире.

Гравюра с картины В.Е. Маковского

Приказание было выполнено. Купец отрезал кусочек, понюхал его и, бросив вместе с вилкой на тарелку, крикнул официанту:

– Какую ты, братец, гадость мне подал!

– Извините, какая есть.

– Позови ко мне старшину!

Человек подошел к Николаю Ивановичу Пузыреву и доложил:

– Вас просит к себе господин Солодовников.

– Слышу. Скажи ему, чтобы он обратился к эконому. Это его дело – разбирать.

Ответ был передан. Солодовников начал кричать:

– Что это такое, помилуйте! Им, – кивая на старшин, – подается все хорошее, а членам клуба пихают какую-то тухлятину!

Николай Иванович, закончив обед, отправился в контору, куда пригласили и Солодовникова.

– Послушайте, Гаврила Гаврилович, как вам не стыдно кричать в клубе?

– Помилуйте, за кого вы считаете нас, членов? Разве можно подавать к обеду негодную говядину?

– Приезжайте вовремя. Готовить обед для каждого порознь невозможно. Плохо вам подали – заявите о том эконому или принесите жалобу в контору, но не кричите на всю залу.

– Да что вы меня учите! Я знаю, что делаю!.. – И пошел ораторствовать, нанизывая дерзость на дерзость.

Господин Пузырев о поступке господина Солодовникова занес запись в книгу для обсуждения на собрании.

Солодовников, возвратившись в залу, увидел сидящего неподалеку курившего трубку артиста Ленского, подошел к нему и повел такую речь:

– Вы видели, как со мной поступили? Подали тухлую говядину, меня же вызвали в контору и обвиняют, как я осмелился говорить о неряшестве, с каким клуб обращается с нами, своими членами.

– Видел все и слышал, – ответил Ленский, пуская в потолок клуб дыма.

– И что вы на это скажете?

– А вот что скажу:

Гаврила Гаврилович, выслушав такой экспромт, ни слова больше не сказав поэту, взял шляпу и уехал. Через несколько дней Купеческое собрание постановило исключить его из членов клуба».

В ресторане