Незримая паутина - Фридрих Незнанский

Жигулин озабоченно переглянулся с Зоей.

— Может быть, вы заодно нам расскажете, кто убил Смушкевича из банка Коминвест? — осторожно спросил Жигулин.

— Вот здесь просто не знаю, чем могу вам помочь, — вздохнул Павел Семенович. — Я хорошо знал Александра Ефимовича, был с ним дружен… А что вы так на меня смотрите?

Виктор Петрович молча достал из стола компьютерную копию удостоверения помощника депутата Олега Давыдова и протянул ее Соломину.

— Вы знаете этого человека? — спросил он, глядя депутату в глаза.

— Да, и очень хорошо. Это мой помощник Олег Петрович… А что случилось?

— Именно он убил Смушкевича. У нас есть все основания для этого утверждения.

— Что? — Павел Семенович раскрыл рот. — Олег? Вы ничего не путаете?

Жигулин снова обменялся взглядами с Зоей. Неплохо разыграно. Артист Павел Семенович! Хорошую школу прошел в Думе, ничего не скажешь.

— Где он сейчас? — спросил Жигулин. — Вы можете нам помочь его разыскать?

— Я давно с ним не общался… — Было похоже, что Соломин не на шутку растерялся. — Мне его рекомендовали как исполнительного и сообразительного парня… Я использовал его для некоторых деликатных поручений, для связи с теми же криминальными структурами… Может быть, его подставили, чтобы заодно насолить мне?

— Все может быть, — согласился Жигулин. — Можно и такое допустить, если не знать, что именно в тот же день после убийства Смушкевича Давыдов застрелил четверых милиционеров, а также задушил в лифте девушку, с которой встречался… Или вы про это тоже ничего не знаете?

— Боже… Я, конечно, слышал об этих убийствах, — пробормотал Соломин, и его лоб покрылся холодным потом. — Но неужели это все он?

— Одну минуту, — извинился Жигулин, поднимая телефонную трубку. — Надо успеть известить оперативные службы ГУВД о том, о чем вы только что предупредили. Вечером в ресторане может возникнуть перестрелка, пострадают люди. Как называется этот ресторан, повторите?

— «Висконти», ночной клуб, — рассеянно сказал Павел Семенович, думая о своем. — Это на Таганке, недалеко от театра. В милиции его хорошо знают… Нет, но кто бы мог подумать! Олег парень действительно тренированный, неплохо подготовленный… И все равно никогда бы не поверил. Наверно, он спелся с уголовниками, пока вел переговоры от моего имени, нашел с ними общий язык…

— Может, теперь вы подскажете нам, где найти или как выманить вашего помощника, который так вас подвел? — спросила Зоя, после того как Жигулин передал сообщение на Петровку. — Нельзя, чтобы пострадали невиновные…

— Олег наверняка откажется, — ответил Соломин. — Теперь я вспоминаю: он не звонил мне по крайней мере с того дня, как был убит Смушкевич… Возможно, вы правы. Он лег на дно и теперь будет подозревать всех, в том числе меня, если я попробую его выманить для нашей встречи. Я хочу предложить вам кое-что другое…

Ефим принимал душ, когда услышал звонок по мобильному. Он выключил воду, быстро вытерся махровым полотенцем, вышел из ванной. Выглянул в окно. Нет, все чисто, никаких новых машин возле подъезда. Он зевнул — бессонница замучила, все банкиры кровавые в глазах — и взял трубку.

— Олег, почему не отвечаешь? — спросил Соломин.

— Душ принимал, сейчас чистое белье надену, — настороженно сказал Ефим. — Всегда так делаю в последнее время. Мало ли. Будет в чем в гроб положить. А что стряслось?

— Ты зачем своей телке телефон давал?

— Давал, если они мне давали, — хмыкнул Ефим. — Вы толком можете объяснить? Голос у вас нынче странный.

— Короче, я совершенно случайно узнал в Думе: твоим удостоверением — ну, что ты мой помощник — интересовалась прокуратура. Я по своим каналам выяснил: тебя подозревают в нескольких убийствах.

— Правильно подозревают, — равнодушно ответил Ефим. — А вам спасибо за предупреждение. Все?

— Нет. По номеру телефона в ее записной книжке узнали адрес квартиры, которую ты снимаешь. Ты чуешь, чем это пахнет?

— Керосином. — Ефим потянул носом. — Чем еще?

— И что ты теперь собираешься делать? — поинтересовался Павел Семенович.

— Ноги, а вы как думали. — Ефим отключил аппарат.

Все понятно, подумал он. Соломина уже вызвали в прокуратуру. И он хочет перед ними отмазаться. Вот почему он назвал меня Олегом. Если бы назвал Ефимом, разоблачил бы себя перед ними: а почему, мол, в удостоверении вашего помощника значится Олег? Что он на это скажет? Его тоже можно понять. И даже посочувствовать. Все верно, спасайся кто может… Мол, знать не знаю, как его на самом деле зовут и чем он занимается в свободное от обязанностей помощника депутата Думы время. Нет, однозначно, раз назвал Олегом, стало быть, звонит прямо из прокуратуры. И меня тем самым при них вроде бы предупредил. Зачем? А просто. Они там все не желают лишней крови. Прежде всего — своей. А кто ее желает? Павел Семенович знает: я живым не дамся, снова постараюсь выйти сухим из воды. Так что, неужто хана?

Ефим снова посмотрел в окно. Машин возле подъезда не прибавилось. Менты ведь не на трамваях на дело ездят, верно? Но ради такого случая… Ради поимки или уничтожения опасного преступника можно и на трамвае. Но лучше машину поставить за квартал отсюда.

Он подошел к входной двери, взглянул в глазок. Вроде никого. Значит, подождут, пока отдам последние распоряжения и разделю наследство. Он достал бумажник, пересчитал доллары. Хозяйке — двести баксов… Нет, оставим-ка ей еще триста. За месяц вперед. Вдруг другого жильца не найдет? Только куда бы положить?.. Менты ведь наверняка себе по карманам распихают, когда сюда доберутся. А кину-ка я их прямо посередине стола, чтобы все сразу увидели, — может, и не успеют договориться, как поделить.

Ефим взял конверт, вложил туда деньги, написал крупно: «Хозяйке за прожитый месяц». Потом взял еще один конверт, сунул в него четыре тысячи баксов и столь же крупно вывел: «Семьям ментов, погибших от моей руки». Пересчитал оставшиеся. Тысяча двести. На третьем конверте появилась строчка: «А это на мои похороны».

Еще Павел Семенович задолжал ему за Смушкевича штук пятьдесят, о чем в своем последнем слове умолчал. Понятно почему, но все равно обидно. Договорились когда-то, что в случае чего Соломин отошлет причитающийся Ефиму гонорар его матери, Степаниде Ермолаевне Дунаевой, в село Каменки Оренбургской области. Павел Семенович слово держит, не должен подвести.

Вдруг Ефиму пришла в голову мысль: нехорошо все-таки, что он вот так и помрет Давыдовым, хотя на самом деле он урожденный Дунаев Ефим Сергеевич. Распорядиться, что ли, чтобы похоронили под собственным именем? Но опять же это будет во вред Павлу Семеновичу. Еще плохо подумает о верном Ефиме. Может, потом изменит надпись на могильном камне? Хотя ему все некогда, бабу вроде себе нашел, ту самую Полину, что прежде под других подкладывал. Остепенится, будут вместе приходить на кладбище, на Пасху…