The Firm. История компании McKinsey и ее тайного влияния на американский бизнес - Дафф Макдональд

Как оказалось, почти все якобы инновационные подходы Enron сыграли важную роль в банкротстве фирмы. Минимизировав активы, Enron столкнулась с долгами, покрыть которые ей было нечем. Модель, сочетавшая жесткие и мягкие формы управления, оправдывала невмешательство в дела руководителей, которые действовали безнадзорно. И внебюджетное финансирование превратилось в способ обмана инвесторов и Федеральной налоговой службы.

В газовой отрасли Enron стала трансформирующим, менявшим правила игры субъектом. Успех компании был обусловлен тем, что она первой начала действовать на только что дерегулированном рынке торговли энергоносителями. Когда Enron попыталась добиться такого же успеха на других рынках – рынках широкополосного интернета, метеорологических прогнозов, даже рекламы, она потерпела страшную неудачу, несмотря на подбадривания McKinsey (в какой-то момент консультанты предсказывали, что Enron будет контролировать 50 % рынка видеоинформации, предоставляемой по запросам).[410]

В Enron практиковали принцип, похожий на принцип «расти или уходи», который исповедовали в McKinsey, только в Enron при Скиллинге этот принцип называли «или в рядовые, или в командиры». Бесконечные перемещения руководителей в компании привели к снижению ответственности должностных лиц, той ответственности, которая сопутствует преемственности. Свойственное Скиллингу (и характерное для McKinsey) отсутствие интереса к реальному выполнению заданий означало также, что никто в высшем звене руководителей компании не обращает должного внимания на вопрос, сможет ли компания, бросавшаяся от одной новой бизнес-идеи к другой, справиться с реализацией великих планов. Более того, исследование, проведенное в 2004 году среди профессионалов управления персоналом, показало, что угроза увольнения сотрудников, не выполняющих поставленные задачи, привела к «снижению производительности, скептицизму и нежеланию сотрудничать». Принцип «расти или уходи», возможно, и действовал в McKinsey, но в Enron и других компаниях заложенные в этом принципе социал-дарвинистские выводы сеяли хаос.[411]

«Разумеется, блистательность Скиллинга и то, что он способен понять суть любой проблемы быстрее всех прочих, считались несомненными, не нуждающимися в проверке истинами, – пишут в своей книге Маклин и Элкинд. – Но как только Скиллинг чувствовал, что понимает стратегию, он терял к ней интерес. Контроль выполнения распоряжений был для него скучным занятием. “Просто сделайте это!” – говорил он подчиненным и пренебрежительно махал рукой. “Просто сделайте!” Подробности не имели значения».

При Скиллинге Enron даже стала пренебрегать уроками, которые сама McKinsey давно давала другим клиентам. Например, в Enron следовали неправильной практике выплаты бонусов на основании прогнозируемых прибылей, а не на основе реальных поступлений денег. Такая система создавала проблему, удивительно похожую на ту, с которой на несколько лет раньше столкнулись Глюк и его коллеги при решении вопросов, связанных с исследованиями и разработками в компании Northern Electric. Говоря коротко, суть этой проблемы состоит в следующем: спрогнозировать можно что угодно. А вот получение реальных результатов – совсем другое дело. Акцент на прогнозировании результатов нейтрализовал деятельность существовавшей в Enron так называемой группы управления рисками, которая на фоне все более радужных прогнозов впадала во все больший пессимизм. Полный провал управляющих рисками в Enron был самым вопиющим примером провалов такого рода за почти десятилетие и оставался таковым до тех пор, пока отделы управления рисками компаний Уолл-стрит не продемонстрировали неадекватность в условиях прибылей, которые сулили подъем в операциях с недвижимостью. Следует заметить, что этот новый кризис был в значительной степени следствием запутывания вопросов, связанных с внебюджетным финансированием и секьюритизацией.

Один из бывших партнеров McKinsey вспоминает, как присутствовал на конференции партнеров в Барселоне 11 октября 2000 года. Его поразили две вещи. Первая – то, что бывший сотрудник фирмы Лукас Мюлеманн, в то время генеральный директор Credit Suisse, остался только на коктейль-пати, после чего сразу же улетел домой. Смысл этого поступка в том, что Мюлеманн считал себя слишком важным, чтобы участвовать в обеде вместе с бывшими коллегами. Вторая особенность – презентация, сделанная Джеффом Скиллингом и посвященная тому, как Скиллинг превратил энергетическую компанию в финансовую. «Почти все присутствовавшие говорили, какой Скиллинг ослепительный, какой блистательный анализ он представил, – рассказывал бывший партнер. – В лифте все испытывали нечто вроде оргазма от выступления!»

Успех Enron был успехом McKinsey. Говоря точнее, успехом McKinsey был успех Скиллинга. В конце концов, на услуги консультантов и другие профессиональные услуги Enron тратила до 750 млн долл. в год.[412]Казалось, что консультанты внедрились в тело компании и пожирали ее внутренности. Шок наступил только в самом конце этого пиршества, когда обнаружилось, что пожирать больше нечего. Компания, некогда мощная, реальный конкурент в газовой отрасли, превратилась всего лишь в фасад, за которым – пустота.

В конечном счете, компанию обрекло на гибель решение Скиллинга отказаться от реальных материальных активов в пользу торговых операций. «Вся эта торговля и весь этот маркетинг – это прекрасно, но если собираешься заниматься энергетикой, то рано или поздно придется обратиться к генерированию энергии или добыче нефти или газа», – сказал один из бывших руководителей Enron. А Скиллинг создал торговую компанию. Поскольку маркетинг тоже ориентировался на высших руководителей компаний, Enron испытывала огромное давление. Goldman Sachs, долгое время ходившая в любимицах сообщества компаний, оказывающих финансовые услуги, обычно заключала сделки, объем которых превышал ее собственные доходы в 16–17 раз. А Enron на пике славы (несмотря на то что занималась, в сущности, тем же бизнесом, что и Goldman Sachs), заключала сделки, объем которых превышал ее доходы в 60 раз. Когда возможности в торговле газом истощились, а новые попытки диверсифицировать бизнес за счет широкополосного вещания и прогнозов погоды оказались неудачными, у Enron оставалось только два варианта: или показать результаты, которые не соответствовали ожиданиям рынка, или по-прежнему изображать преуспеяние. Скиллинг и финансовый директор Enron Энди Фастоу выбрали второй путь и занялись откровенным мошенничеством в отчетности.

Конец наступил быстро и был суровым. В начале 2001 года игравший на понижение инвестор Джим Чанос начал бить тревогу по поводу того, что в отчетности Enron что-то неверно. Вскоре этот вопрос подхватила Wall Street Journal. Журнал Fortune, многие годы расточавший хвалы Enron, предложил скептический анализ происходящего. В августе 2001 года Скиллинг неожиданно ушел в отставку. А затем последовал крах, поскольку выяснилось, что большая часть финансовых успехов Enron – не более чем результат грубейшего и примитивного мошенничества с отчетностью компании. Используя так называемые особые компании-однодневки, на которые переводили долги компании, Enron утверждала, что ее задолженность меньше, чем она была на самом деле. В балансе на конец деятельности Enron ее долги составляли 13 млрд долл. Прибавьте к этой сумме сумму внебалансовой задолженности – и сумма долга увеличится почти втрое, до 38 млрд долл. На тот момент банкротство Enron было крупнейшим банкротством в истории США. И доходы хьюстонского отделения McKinsey резко сократились.