Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2 - Александр Дюма

По всей Европе раздавался вопль радости, отголоски которого дошли до Азии, настолько велик был страх перед французами и настолько всем была омерзительна Революция. Особенно ликовал неаполитанский двор, сменивший сумасшедшую злобу на безумства милосердия…

Вполне естественно, леди Гамильтон получила письмо Нельсона, где он сообщал о победе, которая на все времена заперла в Египте тридцать тысяч французов во главе с Бонапартом.

Бонапарт, герой Тулона, 13-го вандемьера, Монтенотте и Дего, Арколя и Риволи, победитель Болье, Вюрмстера, Альвинци и эрцгерцога Карла, выигравший сражения, которые менее чем за два года принесли ему сто пятьдесят тысяч пленных, сто шестьдесят знамен, пятьсот пятьдесят крупнокалиберных пушек, шестьсот полевых пушек, пять понтонных комплектов; этот человек, называвший Европу не иначе как «кротовиной» и утверждавший, что великие империи и великие революции случались только на Востоке; этот дерзкий капитан, уже в двадцать девять лет обладавший большей славой, нежели Ганнибал или Сципион, пожелавший покорить Египет и стать столь же великим, как Александр или Цезарь, — теперь был обобран, превзойден и вычеркнут из списка сражавшихся; в большой военной игре нашелся наконец игрок более умелый и удачливый, чем он. На огромной шахматной доске вокруг Нила, где пешки — это обелиски, а всадники — это сфинксы, где роль ладей отведена пирамидам, где слабоумные называют себя Камбизами, Сезострисами, Клеопатрами, ему был поставлен шах и затем мат!

Любопытно было бы измерить весь ужас европейских сюзеренов при одном упоминании Франции и Бонапарта стоимостью подарков или подношений, полученных Нельсоном от них, лишившихся ума от радости при виде униженной Франции и уверовавших, что Бонапарту пришел конец.

Их легко перечислить: мы располагаем копией записки, написанной рукой самого Нельсона.

От Георга III: звание пэра и золотая медаль.

От Палаты общин: ему и его ближайшим потомкам — титул барона Нильского Бернем-Торпа с рентой в две тысячи фунтов стерлингов, начисление которой начиналось с 1 августа 1798 года, дня сражения.

От Палаты лордов: такая же рента, в том же размере, на тех же условиях и начислявшаяся начиная с того же дня.

От Парламента Ирландии: пенсия в тысячу фунтов стерлингов.

От Ост-Индской компании: единовременную премию в две тысячи фунтов.

От султана: пряжа, усыпанная алмазами, и триумфальное перо, оцененные в две тысячи фунтов стерлингов, и роскошная каракулевая шуба, оцененная в тысячу фунтов стерлингов.

От матери султана: шкатулка, инкрустированная бриллиантами, оцененная в двенадцать тысяч фунтов стерлингов.

От сардинского короля: табакерка, усыпанная бриллиантами, оцененная в двенадцать тысяч фунтов стерлингов.

С острова Зант: шпага с золотым эфесом и трость-шпага из золота.

От города Палермо: табакерка и золотая цепь на серебряном блюде.

Наконец, от своего друга Бенджамина Хэллоуэлла, капитана судна «Свифтшур», — подарок чисто английский, которого очень не хватало бы в нашем списке, обойди мы его молчанием.

Мы уже говорили, что корабль «Восток» взлетел на воздух; Хэллоуэлл подобрал большую мачту этого корабля на борт своего судна. Затем он приказал корабельному плотнику и столяру изготовить из этой мачты и ее металлических креплений и частей гроб, украшенный табличкой, удостоверявшей происхождение этого предмета:

«Сим удостоверяется, что этот гроб полностью изготовлен из древесины и металла, принадлежавших кораблю «Восток», большая часть коего спасена судном Его Величества по моему приказу в бухте Абукира.

Бен Хэллоуэлл».

Итак, сертифицировав происхождение гроба, он преподносит его Нельсону в подарок вместе со следующим письмом:

Достопочтенному Нельсону Г.Б.

«Милейший сударь,

посылаю вам, а заодно и дарю гроб, сбитый из мачты французского корабля «Восток», с тем, чтобы вы могли, когда наступит время покинуть этот мир, найти себе покой на своих трофеях. С надеждой и искренним желанием, что этот день наступит еще очень не скоро, ваш подчиненный и преданный слуга,

Бен Хэллоуэлл[67]».

Не преминем заметить, что из всех подношений и подарков последний растрогал Нельсона больше всего: он принял его с явным удовольствием и распорядился поместить его в своей каюте, прислонив к стене, как раз за креслом, которое занимал, когда ел. Старый слуга, на которого этот посмертный гарнитур нагонял тоску, добился от адмирала, чтобы гроб перетащили вниз, в кубрик.

Когда Нельсон покинул ужасно пострадавший «Венгард» и переместился на «Гремучий», гроб, не найдя себе места на новом корабле, провел первые несколько месяцев, притулившись на полубаке. Однажды, когда офицеры «Гремучего» любовались подарком, послышался крик Нельсона из его каюты:

— Любуйтесь, сколько угодно, господа, но знайте, что он предназначен не вам!

Наконец, при первой же возможности, Нельсон отправил гроб в Англию своему мебельщику, прося немедленно обить гроб бархатом, так как, мол, при его ремесле гроб может пригодиться когда угодно и он хотел бы найти его полностью готовым, в какой бы момент он ему ни понадобился.

Стоит ли теперь говорить о том, что, когда семь лет спустя Нельсон нашел свою смерть у Трафальгара, он был погребен именно в этом гробу.

Вернемся к нашему повествованию.

Кара небесная, назначенная победителю при Абукире и Трафальгаре, была та, что Божье правосудие пожелало на веки вечные связать имя Нельсона с именем Эммы Лионна. Нами уже упоминалось легкое судно, которое взялось доставить весть о победе Нельсона в Лондон и Неаполь.

Едва только получив письмо Нельсона, Эмма Лионна — а именно ей и была сообщена новость о великой победе — бросилась к королеве Каролине с распростертыми объятиями. Та воздела взор к небу и закричала, или, скорее, зарычала от удовольствия.

И вот, не беспокоя этой новостью французского посла Гара, того самого, который зачитывал смертный приговор Людовику XVI и которого Директория без колебаний отправила в Неаполь как предупреждение неаполитанской монархии[68], она приказала, решив, что Франции бояться больше нечего, начинать открыто и с большой помпой приготовления к торжественному приему в честь возвращения Нельсона-триумфатора в Неаполь.