Паломино - Даниэла Стил

– А когда вам удобнее?

– Оставляю это на твое усмотрение.

– Может, первого января?

До первого января оставалось пять недель. Это было заблаговременное предупреждение, и Харви, очевидно, тоже так решил.

– Тогда мы с тобой уволимся вместе. Мы с Мэгги даже можем навестить тебя на ранчо. Человек моего возраста вполне сойдет за инвалида, и ты сможешь включить меня в число твоих подопечных.

– Глупости! – Она объехала в кресле его стол и поцеловала Харви в щеку. – Вы никогда не будете немощным стариком… ну, разве что когда вам исполнится сто три года.

– Это случится на будущей неделе, – Харви обнял Сэм за плечи и тоже поцеловал. – Я горжусь тобой, Сэм. Ты потрясающая женщина! – Он смущенно кашлянул, побарабанил пальцами по крышке стола и взмахнул рукой, прогоняя Саманту. – А теперь иди к Чарли и скажи ему про новое назначение.

Сэм без лишних слов покинула его кабинет и, расплывшись в улыбке, покатилась по коридору. Остановившись в дверях кабинета Чарли, где, как обычно, царил хаос, она окликнула его в тот момент, когда он пытался найти под диваном теннисную ракетку. В обеденный перерыв Чарли договорился поиграть с приятелем в теннис, но пока что отыскал только теннисные мячики.

– Что ты там ищешь, неряха? Я вообще не знаю, как в таком кавардаке что-то можно найти.

– А? – Чарли вынырнул из-под дивана, но лишь на какую-то долю секунды. – О, это ты. Не могу найти. Слушай, у тебя нет лишней теннисной ракетки?

Такие шутки она могла терпеть только от Чарли.

– Ну, разумеется, есть! Я же играю в теннис два раза в неделю. И на коньках катаюсь. И уроки ча-ча-ча беру.

– О, заткнись! Ну, как самой-то не противно? Что с тобой? Неужели у тебя нет достоинства? Нет вкуса? – Он с притворным гневом сверкнул на нее глазами, и она расхохоталась.

– Что касается достоинства и вкуса, то тебе не мешало бы самому прикупить немножко. Они тебе понадобятся.

– Ты о чем? – Чарли не понял намека.

– О вкусе.

– Да зачем он мне нужен? У меня его отродясь не было.

– Но ты и не был творческим директором большого рекламного агентства.

Он непонимающе уставился на Саманту.

– Что ты сказала? – Сердце Чарли бешено заколотилось. Но нет, этого не может быть! Харви предлагал эту работу Саманте… Хотя… если… – Сэм!

– Вы меня слышали, мистер Творческий Директор? – Саманта просияла от радости.

– Сэм?.. Сэм! – Он вскочил на ноги. – Он что… неужели я…

– Да. И он – да. И ты – да.

– А как же ты? – шокированно спросил Чарли.

Неужели ее обошли? В таком случае он тоже не согласится. Они оба уволятся, откроют свое дело, можно будет…

Сэм угадала, какие мысли лихорадочно проносятся в его голове, и взяла Чарли за руку.

– Не волнуйся. Это место твое. Я уезжаю в Калифорнию, Чарли, и устрою там ранчо для детей-инвалидов. А если ты будешь себя хорошо вести, то, может быть, позволю тебе и твоим ребятишкам приезжать ко мне на лето и…

Чарли не дал ей договорить. Он подбежал к Саманте и крепко сжал ее в объятиях.

– О, Сэм! Молодец! Молодец! Когда ты решилась?

Чарли радовался и за себя, и за нее. Он чуть не прыгал от радости, как ребенок.

– Не знаю, – засмеялась Сэм. – Наверное, прямо сейчас, в кабинете Харви… А может быть, вчера вечером в самолете… или утром, когда я разговаривала с Джошем… Я не знаю, когда у меня созрело это решение, Чарли. Но оно созрело.

– И когда ты увольняешься?

– Когда ты приступишь к новой работе. Первого января.

– Господи, Сэм, неужели он это серьезно? Неужели я буду творческим директором? Но ведь мне всего тридцать семь лет!

– Не переживай, – успокоила его Саманта. – Ты выглядишь на пятьдесят.

– Спасибо, вы очень любезны.

По-прежнему сияя от восторга, Чарли потянулся к телефону, чтобы позвонить жене.

– Ну? Как жизнь? Когда вы открываетесь? – Чарли звонил ей каждую неделю, чтобы пожаловаться на уйму работы и выяснить, как продвигаются дела на ранчо.

– Мы открываемся через две недели, Чарли.

– А на что это будет похоже? На открытие банка? Вы будете раздавать тостеры, воздушные шарики и кепочки?

Сэм улыбнулась. Последние пять месяцев он ее постоянно подбадривал, ведь ей было очень тяжело. Конечно, по сравнению с целой жизнью пять месяцев – это ерунда, но Сэм работала по шестнадцать-восемнадцать часов в сутки, и эти пять месяцев, казалось, растянулись на целых десять лет. Работники ранчо снесли маленькие домишки, построили новые сараи, изменили внешний вид коттеджей, сделали пандусы, устроили бассейн, продали большую часть скота, оставив лишь несколько коров, чтобы они давали молоко и забавляли ребятишек. Пришлось брать на работу психотерапевтов, знакомиться с медсестрами, общаться с докторами, а это неизбежно было сопряжено с поездками. Сэм полетела в Денвер, чтобы повидаться с врачом, который сделал ей первую операцию на позвоночнике, потом побывала в Фениксе, Лос-Анджелесе и Сан-Франциско, а затем наконец отправилась в Даллас и Хьюстон. В каждом городе она виделась с ведущими ортопедами. Сэм наняла секретаршу, которая сопровождала ее в поездках. Это облегчало Саманте жизнь и придавало ей более деловой вид. Она хотела рассказать врачам о своей программе, чтобы они направляли к ней пациентов – детей, которые могли бы провести на ранчо от четырех до шести недель, научиться вновь наслаждаться жизнью, ездить на лошадях, общаться с детьми, у которых такие же проблемы, стать независимыми от своих родителей и самим себя обслуживать.

Во время презентации своего проекта Сэм показывала фотографии ранчо – такого, каким оно было и каким, по ее замыслу, должно было стать. Она разработала подробные планы занятий по оздоровительной гимнастике, дала справку на весь персонал и подробно изложила свою биографию. И повсюду, куда бы она ни приезжала, ее ждал теплый прием. Врачи были потрясены. Они связывали ее с другими докторами, большинство приглашало домой, чтобы познакомить с женами и детьми. А в Хьюстоне у Саманты даже появился поклонник, однако Сэм удалось изящно вывернуться из неловкой ситуации, не испортив отношений с этим врачом. К концу поездок Сэм знала, что по крайней мере сорок семь врачей в шести разных городах будут посылать пациентов на ее ранчо.

Она сохранила за ним название «Лорд» и оставила часть старых работников. Джоша Сэм, как и обещала, сделала управляющим и даже дала ему бронзовую табличку, чтобы он повесил на своей двери. Джош был в восторге. Однако Саманте нужны были и молодые работники, и вдвоем с Джошем они тщательно отбирали кандидатов, оценивая их отношение к детям, к инвалидам, к лошадям. Саманте не нужны были слишком старые работники, не нужны были нетерпеливые люди или люди с тяжелым характером; она остерегалась тех, кто мог проявить неосторожность в обращении с детьми или с лошадьми. Только на отбор персонала ушло почти два месяца. Но зато теперь у Саманты была дюжина работников, двое – еще со старых времен, десятеро новых. Больше всех ей нравился широкоплечий, красивый, рыжеволосый и зеленоглазый «малец» (как называл его Джош) по имени Джеф. Он был застенчивым и закрытым парнем, но, ничего не рассказывая о своей жизни, был готов часами говорить про то, что нужно сделать на ранчо. В его послужном списке говорилось, что в свои двадцать четыре года он успел поработать на разных ранчо: за восемь лет – Джеф начал работать в шестнадцать – он успел побывать на пяти ранчо в трех разных штатах. Когда Сэм поинтересовалась причиной столь частых переездов, Джеф ответил лишь, что он много путешествовал вместе с отцом, но теперь живет самостоятельно. Когда же она позвонила на два последних места его работы, ей посоветовали сделать все возможное, чтобы его удержать, а если он захочет уволиться, прислать его обратно к ним. В результате Джеф Пикетт стал помощником управляющего, и Джош был вполне доволен своим подчиненным.