Испанский жених - Виктория Холт

Карлос очень переживал из-за того, что к нему не пускают Изабеллу.

Порой Карлос собирал группу молодых людей – самых распутных, каких только мог найти в городе – и отправлялся с ними скитаться по улицам Мадрида. Они оскорбляли встречных женщин, срывали с них плащи, позволяли себе непристойное обращение с ними. Изнасилований Карлос не допускал – в результате чего в округе пошла молва об импотенции принца, приводившее его в бешенство. Однако он не делал ничего такого, что могло бы подтвердить или опровергнуть слухи, и это еще больше укрепляло мнение, составленное о нем горожанами.

Весь мир знал о крайней неуравновешенности испанского принца. Тем не менее многие добивались его руки. Екатерина де Медичи, желавшая выдать за него Марго, донимала письмами королеву и короля Испании. Были разговоры о женитьбе Карлоса на его тетке Хуане, и Филипп в общем-то не возражал против этого брака. Правда, многим казалось, что они составили бы довольно странную пару – она со своей меланхолией, а он со своим буйным помешательством. Мария, сестра Филиппа, и ее муж Максимилиан мечтали сохранить его для своей дочери Анны. Они даже предлагали Филиппу заранее выплатить приданое к будущей свадьбе.

Карлос любил представлять себя супругом – либо Маргариты, либо Анны. Больше всего ему нравилось воображать, будто он запасается несколькими лошадьми и скачет во Францию, где Екатерина де Медичи принимает его и женит на своей дочери Марго. С таким же удовольствием он мысленно проделывал путь в Австрию, где дядя Макс и тетя Мария выдавали за него кузину Анну.

Однако самой желанной для него оставалась женщина, одно лишь упоминание имени которой могло иной раз привести его в чувство, вернуть ему относительную способность понимать происходящее. Этой женщиной была Изабелла, супруга его отца.

Елизавета продолжала носить роскошнейшие наряды, баснословно дорогие украшения, но уже не любовалась ими, как прежде. Временами она тосковала по родине; в иные дни ужасалась сообщениям, приходившим оттуда. Елизавета не могла понять, почему католики и гугеноты так ожесточенно сражались друг с другом. Почти все, кого она знала, оказались вовлеченными в кровопролитную гражданскую войну. Гизы воевали против принца Конде и Колиньи. Жанна Наваррская, с чьим сыном она так часто играла в Лувре, бросила вызов своему мужу Антуану де Бурбону, перешедшему на сторону католиков. И все эти трагические конфликты возникали из религиозных разногласий. Как же так? – думала Елизавета. Христианам положено любить друг друга, а не враждовать между собой!..

Ее вынуждали присутствовать на многих аутодафе, устраивавшихся специально для испанского двора. Возвращаясь с них, она проводила бессонные ночи, вспоминала мрачных инквизиторов и их несчастных жертв; перед ее глазами вновь и вновь мелькали фигуры людей в желтых балахонах, объятые пламенем и корчащиеся в предсмертных судорогах.

Она ненавидела страну, в которой жила. Эта страна была родиной пыток, а насилие и жестокость вызывали у нее отвращение.

Она уже знала, что никогда не полюбит человека, который на публичных сожжениях сидел возле нее с фанатичным блеском в глазах и взирал на мучения людей, не причинивших ему никакого зла.

Она хотела жить в мире доброты и наслаждений – а не насилия и жестокости.

Однажды мадам Клермон, ее французская служанка, пришла к ней и сказала, что хочет сообщить нечто важное.

Оставшись с ней наедине, мадам Клермон взволнованно вздохнула.

– Ваше Величество, мне стало известно, что здесь есть один попавший в беду француз.

– В какую такую беду? – с досадой спросила Елизавета.

Она хорошо знала романтическую натуру своей служанки, которой все время хотелось внести какое-нибудь разнообразие в их будничную жизнь.

– Он пострадал в уличном происшествии… что, впрочем, обернулось для него относительно счастливым обстоятельством, потому что этого несчастного, по крайней мере, отнесли на постоялый двор. Если бы это случилось где-нибудь на горной дороге, мсье Диманш уже попрощался бы с жизнью.

– Клермон, рассказывайте по порядку. Кто такой Диманш и что с ним случилось?

– О, это очень загадочная история, Ваше Величество. Никто не знает, как он здесь очутился, а сам пострадавший находится в таком плачевном состоянии, что не может сказать ничего вразумительного. Но он хорош собой – очень хорош собой, настоящий красавчик. Ваше Величество, его не будут долго держать на этом постоялом дворе, поскольку боятся, что он не заплатит за пребывание в нем. Вы же знаете, здесь не любят иностранцев. Сейчас он лежит в сарае рядом с конюшней… за ним нет никакого ухода.

– Интересно, что он здесь делал, – задумчиво проговорила Елизавета.

– Позже мы это выясним… Но… Ваше Величество, я знаю, что вам небезразлична судьба наших соотечественников, оказавшихся вдали от родины… и нуждающихся в помощи.

– Что вы предлагаете сделать для него?

– Одна из дворцовых служанок живет недалеко от дворца. Если вы позволите, она приютит у себя этого молодого человека и будет ухаживать за ним, пока он не поправится.

– Хорошо, я не возражаю, – сказала Елизавета. – Мне бы не хотелось, чтобы он, вернувшись во Францию, рассказывал о том, как плохо в Испании обращаются с французами. Можете перевозить его к вашей знакомой. Я пришлю к нему своих лекарей.

На следующий день пострадавший был перевезен в дом дворцовой служанки. А еще через несколько дней Елизавета поняла, какую серьезную проблему создавала перед ней непоседливая мадам Клермон.

Войдя к королеве, Клермон попросила уделить ей несколько минут для очень важного разговора. Когда остальные служанки покинули комнату, она подошла к двери и убедилась в том, что их не подслушивают.

– Ваше Высочество, даже не знаю, с чего начать… Во-первых, Диманш состоит на службе у Испании.

– Француз… на службе у Испании?

– Мне удалось узнать нечто ужасное, Ваше Величество. Ах, ну как же об этом рассказать?.. Ведь я помню их так же хорошо, как и вы, – и королеву, и ее сына… Такой славный мальчуган…

– Клермон, я ничего не понимаю. О ком вы говорите?

– О королеве Наваррской и ее сынишке Генрихе. Оказывается, есть секретный план – и Диманш входит в число тех, кто должен его осуществить, – заключающийся в том, чтобы проникнуть на территорию наваррской провинции По, похитить королеву и ее сына, а затем скрытно переправить сюда, в Испанию… где они предстанут перед судом инквизиции.

Елизавета потеряла дар речи. Она слишком хороню помнила королеву Наварры – ее дорогую тетю Жанну – и маленького Генриха, этого юного беарнца, с его провинциальной грубоватостью и таким же провинциальным, добрым характером. Она отчетливо помнила их лица – но еще отчетливей перед ее глазами мелькали языки пламени, лизавшие фигуры людей в желтых балахонах. Ее столько раз заставляли присутствовать на этих сожжениях! Неужели она станет свидетельницей предсмертных мучений своей родственницы и ее сына?