Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова - Андрей Васильевич Андреев

фоне всего смерть. У меня – отец, Николай. Узнаю его в своих жестах, лице, словах. Чужая жизнь в себе. Трудно сказать это кому-нибудь другому.

Сейчас в моей комнате, как будто четырех лет [эвакуации] не было. Книги, замечательные книги. Как жалко, что с ними, умирая, придется расстаться навсегда…

18 мая 1945

Петербургскую загадку так и не разгадал, но гипнотизирует Ленинград совсем мистически своими камнями, плоскостью, шпилями, серою голубизной и странной искусственностью.

Но все временно, условно, временные комбинации, как сны и облака. И люди, и дома, и мысли. Это – сейчас наиболее навязчивая мысль (вернее строй). Длительность? 10–9, секунда, минута, год, четыре года Йошкар-Олы, жизнь, несколько поколений? На квартире в Ленинграде украли старенькую акварель с замком и ручьем, рисованную дядей Колей. Знал ее лет 50. Казалось вечностью.

‹…› Жизнь так коротка, и столько случайной пестроты, а хочется приблизиться к божескому состоянию.

29 мая 1945

…Георгиевский зал, не красивый, но блистающий. Чиновные гости, около тысячи. Громкие победные туши. Замечательные сталинские слова о русском народе. Концерт – помесь Улановой с хором Пятницкого. Гомерическая еда и манекенные примитивные люди. Прошел по подчищенному Кремлю, мимо великого Успенского собора, немецко-русского тоновского кремлевского дворца. Эфемерность всего «si fugge tutta via»[324].

3 июня 1945

Странность города резче, чем раньше. Раны на стенах, выковыренные снарядами кирпичные воронки, обуглившийся Гостиный [двор], разбитые, фанерные окна. И широта барская XVIII и XIX в. Полное несоответствие теперешних обитателей и этого старого барского скелета, этой северной природы, на которой есть какой-то отпечаток Скандинавии. Чужие люди в чудесном гробу.

‹…› Существование так эфемерно, так флуктуационно. Это собирание и устанавливание книг – детская игра. Сколько погибло сейчас книг и следов человеческой мысли и рук у нас, в Италии.

17 июня 1945

Усталость и душа пуста как никогда, а в ее наполнении единственная приманка бытия.

Солнце, сирень, свежая зелень, но некогда на это смотреть. Ощущение мыльного пузыря, который вот-вот лопнет и знает об этом.

20 июня 1945

В Художественном театре появляюсь 45 лет. Серый занавес с чайкой, мягкие ковры, медленно потухающие лампы, старое фойе, по которому когда-то ходил с матушкой, с темными скамейками и фотографиями…

‹…› Мне кажется все настойчивее, что «кто-то» заставляет разыгрываться эту эволюцию, дарвиновский отбор. Для этого нужно и размножение, и смерть, и самосохранение, и еда, и борьба, и образование классов, сообществ, государств. Искусство – Nebenprodukt[325] полового чувства, наука – Nebenprodukt борьбы за самосохранение. В эти скобки все входит. Остается понять переход от бессознательного к сознательному.

8 июля 1945

Разбираю свою комнату. «Минувшее проходит предо мною». Фотографии матери, отца, Николая, Лиды больше 45 лет назад. Осколок шрапнели, упавший во время усмирения вооруженного восстания в 1905 г. на Пресне и чуть не убивший мать. Снимок 1916 г. – мать, я в отпуску – прапорщиком, Николай, на стене портрет Илюши.

Память самое великое в человеке, архивы, книги, история – коллективная, вековая, тысячелетняя память – тонкая нить ничтожной вероятности людей сделаться богами.

‹…› Боже мой, как людям нужен Бог.

14 июля 1945

…был в Кремле у В. М. Молотова и Г. М. Маленкова. Предложено стать академическим президентом вместо В. Л. Комарова. Нечувствительность, развившаяся за последние годы, вероятно, как самозащита, дошла до того, что я не очень удивился этому предложению. Оно совершенно разрушает мою жизнь и внутреннее естество. Это значит ужас современной Москвы в самом концентрированном виде на меня. Это значит расстаться с Ленинградом. Это значит исчезнет последняя надежда опять вернуться к своему прямому опыту.

15 июля 1945

Чувствую, как улетает от меня личное, свое, настоящая душа. Биологический идеал сознания, очевидно, его полный резонанс с бытием. Сегодня утром с Виктором ходили в кино. Цветная мультипликация Диснея «Бэмби» про оленей, зайцев, птиц и полную гармонию сознания их с бытием. Второй родившийся «Бэмби» вполне заменяет первого.

‹…› …разбитый Ново-Иерусалим. Уютные зеленые задумчивые поля и леса. Такой контраст с ужасом на моей душе. Иногда приходит мысль о самоубийстве.

18 июля 1945

Начало нового препротивного существования, еще дальше удаляющего от себя самого, превращение в манекен, дергаемый ниточками.

22 июля 1945

На вокзале букеты, частью обрадованные, частью перепуганные «встречатели». ‹…› по сути дела плакать надо, настолько все это несвойственно, чуждо, удаляет от самого себя. Себя больше нет.

26 июля 1945

Страшная тоска и грусть и Herzbeklommenheit[326]. Отрыв от науки, от книг, от себя. В сущности, умирание, смерть. Тысячи новых дел, холопское почтение. Ну зачем же это все. Хотелось прожить последний десяток лет в ретроспекции на мир и на себя. Опять нет дома, нет себя. Эфемерность всего. Da mihi punctum![327]

29 июля 1945

Огромный номерище из трех комнат, неуютный, нелепый. В таком номере легко осуществить самоубийство. Стоячие лампы-модерн. Отвратительные рамы. Чайник без стаканов.

Умственный паралич. Понять случившегося не могу. Совсем не по мне. Желают стандартного патриарха, а я совсем не стандартен и совсем не патриарх. Zo to bendie?[328]

Вроде умирания. Исчез прежний «я».

Завален грудой бумаг, «поздравлений», и так хочется своего, настоящей науки.

Охота за книгами. Но со странным чувством, что все это ни к чему, перетаскивание предметов с одного места на другое. Все погибнет, все временно. Собственная смерть так ясна и несомненна. Да не только собственная, а всего.

7 августа 1945

Вчера ночью радио – об урановых бомбах. Начало совсем новой фазы человеческой истории. Смысл человеческого существования. Возможности необъятны. Перелеты на другие миры. Гораздо дальше Ж. Верна. Но неужели горилла с урановой бомбой? Ум, совесть, добродушие и такт – достаточно ли всего этого у людей.

В такой момент я в Академии. Просто страшно. Наука получила такое значение, о котором раньше писалось только в фантастических романах. Eritis sicut Dei[329].

15 августа 1945

По радио узнал о японской капитуляции, вызванной, по словам микадо, атомными бомбами. Физика, наука в качестве арбитра окончательного.

Снова мысль о человеке, становящемся богом, благодаря разуму своему. Но это, пожалуй, настоящее единственное доказательство бытия Божия.

Разум, сознание, охватывающее материю.

17 августа 1945

Урановая бомба – вполне реальная, несомненная, не условная вещь, и она, вероятно, определит дальнейший ход мира.

Мертвенно-чахоточная красота города, из этой красоты просвечивает тоскующая, взыскующая душа. Пушкин и Достоевский.