Ханкерман. История татарского царства - Юрий Манов

дадут в новом граде. А кто не захочет, может на Улановой горе оставаться.

Не для себя старается семидесятиоднолетний старец – для семьи, для Бахтияра и внуков. Скоро уже Аллах приберет к себе Махмуда, хотя по-прежнему крепок он на зависть многим сверстникам. Передалась отцова порода.

Остановился Махмуд возле одного из костров, хотел расспросить, да только рукой махнул. Сидят у костра бородатые урусы, на него таращатся, языка не понимают. Много их нагнали. Спешился Махмуд, чтобы не угодить в яму, вон их сколько вокруг нарыто, подошел к другому костру. Сидят у костра люди мурзы Чарышева, чему-то громко смеются. Расспросил. Оказалось – стерегут мрамор. Очень дорогой этот камень, для михраба в мечети специально доставили из Казани. Да только разгрузили не там. Завтра повезут на Мусину гору. Махмуд спросил об участках, старому улану с уважением ответили, что надо ханского дворового Алибека искать, он землей ведает. Да только он утром будет. После утреннего намаза.

Расстроился улан Махмуд, понял, что зря проделал такой путь. Придется ехать домой. Благо недалеко, на Уланову гору. Там переночует, заодно проверит, как дворник за хозяйством следит.

Темна ночью Уланова гора, не видно ни огонька. Тесно прижались друг к другу глухие заборы татарских дворов. В темноте и не разберешь, где твой. Раньше был ночной ориентир – факел стражника на башне дворца Касима. А нынче нет ни башни, ни дворца. Состарился дворец за сотню лет, обветшал, да и крымцы его сильно пожгли. Вот и приказал Шах-Али разобрать его и перевезти на новое место, в новый Ханкерман вместе с мечетью. Он хан – его земля, его право. А что Уланова гора без дворца и мечети? Так, деревушка на окраине. Нет уж, где хан, там и уланы. А дом… его и перевезти можно.

Нашел свои ворота Махмуд, спешился, подсвечивая факелом, постучал кулаком в крашеные доски. Залаяла за воротом собака, за ней забрехала вторая. Не зря свою похлебку едят.

Долго не открывали, пришлось еще раз постучать, наконец, послышались шаркающие шаги, загремел запор, приоткрылась створка. Дворовый Зурабка, заспанный, в одной руке факел, в другой вилы, посмотрел в образовавшуюся щель. Узнал хозяина, заулыбался. Бросил вилы, вмиг открыл ворота, принял у хозяина поводья. Беспрестанно кланяясь, затараторил о том, что сделал за последнюю неделю, рвался тут же показать залатанную крышу овина.

Махмуд отмахнулся, вошел в дом. В темноте легко нашел спальную комнату. Сел на ложе, положил суму в изголовье. Лунный свет робко пробивался сквозь слюдяное окошко. Дом. Расстегнул кафтан и повалился на спину.

Утром озабоченный предстоящим важным делом Махмуд даже не стал ругать дворового. Зурабка, приходящийся Махмуду племянником, был исполнительным, но глуповатым и ленивым. Вот дыра в крыше овина, взял и просто запихнул туда связку соломы. Залатал крышу, называется. Пришлось Махмуду самому снимать зипун, лезть на крышу, сбрасывать сгнившую солому, прибивать новые стропила взамен провалившихся, только потом укладывать плотную соломенную связку.

Племянник обиженно пыхтел и мел двор тощей, истрепанной метлой. Махмуд вздохнул, зло вырвал из рук племянника бесполезное орудие и сам принялся вязать новую метлу.

Нет, не будет проку в Зурабке, даже двор в порядке содержать не может. А на луговом стане от него и вовсе толку нет. Знать, породой в покойного Хайрулу пошел, а не в старшего брата.

Послав Зурабку к колодцу за водой, хотя кадка была почти полной, Махмуд зашел в конный двор, опасливо оглянулся и принялся рыть кинжалом в дальнем углу. Скоро лезвие кинжала глухо звякнуло о стенку глиняного горшка…

Советник хана Алибек был молод и видом тщедушен. Но ходил в богатых одеждах и в накинутой на плечи собольей шубе.

Незадолго до полудня он стоял у строящейся стены нового города, потел и смотрел в пергаментный свиток с чертежом. Тыкал в него пальцем и давал какие-то команды. Два казака в черных зипунах вбивали колышки и натягивали веревки – размечали будущую улицу на участки. Видимо, делали что-то не так, отчего Алибек сердился и грозился им плетью.

Махмуд почему-то оробел и долго не решался обратиться к сановнику, но затем нащупал за поясом кошель с серебром и решился. Алибек надменно посмотрел на просителя, но узнал старого уланского десятника и даже улыбнулся. Быстро нашел его имя в списке, повел к означенному участку. И вот как тут определишь, хороший участок или не очень? Наверное, все-таки не очень. Вон там почему-то участки больше и стены на них уже поднимаются, а здесь одни ямы да пеньки. Пеньки есть, а где сосны?

Замялся Махмуд, опять к Алибеку подошел и намекнул смущенно, нельзя ли участок поближе к тем, где уже строят? Посмотрел на улана сановник, прищурился. Объяснил:

– Никак нельзя! Там, рядом со двором хана на большой площади будут дворы крачей да мурз.

Постояли, помолчали. Алибек посмотрел на ждущего Махмуда и продолжил:

– Из великого уважения к тебе, Махмуд, могу предложить место, которое для себя берег. Честное слово! Аллахом клянусь! Около водяных ворот!

Осмотрелся Махмуд. Нет пока в городе никаких ворот, стен и тех нет. Но указанный участок, если плану верить, от центра дальше, но гораздо ближе к берегу. И колодец рядом роют.

Звякнул мешочек с серебром, переходя из рук в руки. Окунул Алибек перо в бронзовую чернильницу на шуровке, перечеркнул имя Махмуда на схеме, в другом месте его написал, велел помощнику проводить.

Понравился участок Махмуду, ровный, почти без пеньков, и Ока отсюда как на ладони! Что ж, здесь будет новый двор рода Беркузле.

Только к вечеру успел закончить Махмуд все дела. Узнал, кто продает лес и почем, договорился с каменотесами, что торговали белым камнем прямо с берега, заказал кирпич у ханского распорядителя около печей. Понравился ему этот кирпич, красный, крепкий. На Улановой горе другой кирпич был, серый, скверный, из глины и соломы. Его татары по старинке ногами месили, а потом на солнце сушили, оттого стены из того кирпича стояли недолго. Ткнешь палкой – рассыпается. Этот другое дело. Его в больших каменных печах обжигали на железных решетках. Днем и ночью бросали березовые поленья в печь. А потом разбирали одну стену и тянули решетку наружу. От нестерпимого жара кирпич делался красным и очень крепким. Сразу тысячу штук красного кирпича Махмуд заказал, чтобы хватило и на стены дома, и на ворота с каменными столбами. Чтобы не хуже, чем у других!

Опустела к вечеру мошна у десятника Беркузле, ведь везде пришлось оставить задаток. Зато теперь можно смело строиться!

Когда с вершины нового