Магия отчаяния. Моральная экономика колдовства в России XVII века - Валери Кивельсон

за этим переносом эмоций, проистекали все из той же опасной близости, которая заставляла хозяев проецировать свои страхи на слуг.

В своей работе о тяжбах по делам чести Нэнси Шилдз Коллманн утверждает, что царские суды выполняли свои обязательства многими способами, поддерживая иски об оскорблении чести и достоинства [Kollmann 2006а]. Можно ожидать, однако, что предполагаемые колдуны, особенно те, которые признавались в совершении магических обрядов, оказывались вне территории, на которой действовал защищавший слабых моральный договор. На Западе, к примеру, в колдунах и ведьмах видели отклонение от нормы – нечто еретическое, сатанинское, нечистое. В католической и протестантской Европе они не подпадали под какие-либо нормы и договоренности, к ним не могло применяться милосердие. Но в Московском государстве дело обстояло совершенно иначе. Колдуны, как и представители других малопочтенных групп населения, фигурируют в длинных списках тех, кому положено возмещение по делам об оскорблении чести – в Судебнике 1589 года и Сводном Судебнике 1606–1607 годов, появившемся в Смутное время. «Их существование признавалось администрацией, и они были под защитой закона» [Успенский 2010: 201][426]. Поразительное открытие! Осуждаемые законом, преследуемые судами, «колдуны» все же считались достойными кое-какого уважения, что видно из законодательства и правоприменительной практики. Как и все остальные, они были включены в иерархическую систему, основанную на принципах зависимости и защиты[427].

Глава 7

Судебные процессы, правосудие и логика применения пыток

В 1663 или 1664 году лухский воевода Алексей Каблуков приказал доставить к нему дьякона и монастырского крестьянина для допроса по делу о заговорах для приворота женщин. Желая быть уверенным в том, что он получит подробные и правдивые признания – ив соответствии с буквой закона, – воевода велел применить пытки. После этого крестьянин был отпущен, но дьякон скончался в тюрьме, не перенеся мучений. Перед этим он попытался, через голову губернатора, воззвать к царю с просьбой о милости. В своей челобитной он признался, что действительно переписал по просьбе крестьянина заговор, послуживший причиной обвинения, но прибавил: «Волыни тое вины я сирота твой перед тобою великим государем не ведаю». Дьякон рассказал о том, что ему пришлось пережить после совершения столь незначительного проступка: «Воевода в три поймы [то есть три раза поднимал на дыбу] пытал розными пытками огнем жог и клещами ребра переламал и трясками меня сироту твоего розорвал. И я сирота твой от тех пыток лежу в тюрмы замертво и помираю голодом»1. [428]

В большинстве колдовских процессов данные в ходе следствия показания вели к пыткам. Подозреваемых и свидетелей вздергивали на дыбу, «растягивали» при помощи грузов, жгли раскаленными клещами, били кнутом, реже пытали водой. В некоторых делах упоминается «застенок», где имели место эти процедуры, но последние могли быть и публичными, о чем свидетельствуют иллюстрации к путешествию Адама Олеария ко двору Михаила Федоровича (1630-е годы). Судя по рассказу Олеария, он явно был потрясен, узнав о разновидностях пыток, которые обычно применялись на судебных процессах в России.

У них имеются различные ужасные способы пытками вынуждать правду Один из них состоит в следующем: они связывают руки на спине, поднимают на высоту и привешивают тяжелое бревно к ногам; на бревно это вскакивает палач и сильно растягивает члены грешнику, как можно видеть это на следующем рисунке. Под ногами, кроме того, зажигается огонь, который жаром своим мучит ноги, а дымом лицо. Иногда они велят вверху на голове выстричь плешь, а затем дают на нее падать по каплям холодной воде; говорят, получается невыносимое мучение. Иных они, смотря по состоянию дела, велят еще бить кнутом при этой пытке и проводят раскаленным железом по их ранам[429].

Ужас Олеария кажется несколько неискренним – пытки в то время все еще широко применялись и в Европе, но его рассказ хорошо согласуется с общими ожиданиями относительно жестокости русских и царящей в их стране тирании, свойственными всем приезжавшим в Россию путешественникам [Kollmann 2009:116].

Рис. 7.1 Изображение пытки водой, как она описана Эрихом Палмквистом, шведским военным инженером, который в XVII веке провел некоторое время в Московском государстве. Erich Palmquist, Nagre widh sidste Kongl: Ambassaden till Tzaren Muskou giorde observationer Ofwer Rysslandh, des wagar, pass meds fastningar och brantzer (Stockholm: Generalstabens Litografi ska Anstalt, [1898]; facsimile of 1674 edition, n. p.). Из коллекции Библиотеки Форда Бэлла, Университет Минесоты.

Рис. 7.2 Сцена публичной пытки и казни, как ее описал Адам Олеарий, дипломат на службе герцога Голыптейнского, проживший некоторое время при московском дворе в 1630-х годах. Его рассказ был впервые опубликован в 1647 году, а в издании 1656 года был дополнен иллюстрациями. Впоследствии это сочинение многократно переиздавалось. Здесь иллюстрация приводится по: Aus zfuhrliche Beschreibung der kundbaren Reyse nach Muscow und Persien, 2 vols. (Schlesswig, 1665), 1:274. f Typ 620.63.645 illus., p. 274, Библиотека Хоутона, Гарвардский университет.

Следственные действия по делам о колдовстве помогают лучше понять роль пыток, так как последние регулярно применялись в таких случаях, причем с такой остервенелостью, которую мы встречаем лишь в процессах об измене, ереси и мятеже. При менее серезных правонарушениях хватало показаний, данных добровольно, и вещественных доказательств, но если речь шла об убийстве и прочих тяжких преступлениях, вроде колдовства, российское законодательство поощряло использование вырванных силой признаний.

Рис. 7.3. Сцены с изображением пыток из Лицевого летописного свода, 1570-е годы: отрубание рук, битье кнутом во время подвешивания на дыбе (справа): тонкая веревка, свисающая с перекладины, обвязана вокруг груди пытаемого. Лицевой летописный свод XVI века: Русская летописная история. Кн. 20, 1541–1551 гг. М.: АКТЕОН, 2011. С. 98. Воспроизводится с любезного разрешения издательства.

Рис. 7.4. Битье кнутом. Обычно конец кожаного кнута обрабатывался таким образом, чтобы получить нечто вроде острого лезвия. На этом рисунке новгородских детей боярских бьют кнутом по приказу великого князя Ивана III. Лицевой летописный свод XVI века: Русская летописная история. Кн. 20, 1541–1551 гг. М.: АКТЕОН, 2011. С. 100. Воспроизводится с любезного разрешения издательства.

Даже после того, как подозреваемые дали показания, предписывалось подвергнуть их пытке – чтобы обеспечить правдивость получаемых свидетельств или проверить, не утаил ли человек чего-нибудь – скажем, имен сообщников. В большинстве судебных отчетов просто указывается: «пытал всякими пытки», никаких деталей не приводится[430]. Однако есть и такие, где с холодной точностью перечисляются подробности. Так, в 1644 году Васька,