Вельяминовы. За горизонт. Книга 1 - Нелли Шульман

в еврейские школы, однако они все позабыли, а я вообще не начинал учиться… – в гетто работали классы, но Тупица отправился в Аушвиц, не дотянув и до пяти лет. Он не хотел вспоминать змею:

– Она предательница, русская шпионка. Не удивлюсь, если пан Конрад тоже погиб из-за нее… – Генрик не мог простить змее смерти отца:

– Наверняка, она сошлась с папой по заданию СССР. Никакой любви у нее не было, и быть не могло. Такие, как она, не умеют любить… – Генрик не хотел обсуждать змею даже с дядей Меиром, но ему казалось, что Циона получила задание завербовать отца:

– Папа известный музыкант, после войны его ждали гастроли в Европе и Америке. СССР был заинтересован в таком агенте. Может быть, папа ее раскрыл, Циона попросила русских от него избавиться… – вспоминая смерть отца, в госпитале Шаарей Цедек, неподалеку, Генрик едва сдерживал слезы:

– Змеи больше нет, – напоминал он себе, – она сбежала к хозяевам, я ее не увижу… – ему хотелось расстрелять Циону прямой наводкой, как он сделал с русскими танками, под Дьёром:

– Не увижу, – повторил Генрик, – и хватит о ней думать. Она, все равно, что мертва… – знакомые пальцы ласково коснулись его руки. Незаметно для раввина, под столом, Адель погладила его ладонь. В кибуце им только один раз удалось побыть вместе.

Из-за войны охрану Кирьят Анавим усилили. Оказавшись за оградой поселения, полковник Горовиц, недовольно сказал:

– Два года назад, когда я приезжал на бар-мицву Аарона, я, как следует, погонял местных дармоедов. Мне надо чаще навещать Израиль, тогда безопасность здесь будет на высоте…

К облегчению Меира, в Иерусалиме, на каждом углу, встречались военные патрули. Иордания сохраняла нейтралитет, Сирия и Ливан не нарушали северные границы, но страна подготовилась к нападению соседей:

– Очень хорошо, что здесь все в порядке, – сварливо заметил полковник, – но я еще дам свои рекомендации Коротышке, при личном свидании… – Меир и Шмуэль уехали в Кнессет, на встречу с членами правительства. Речь шла об организации государственных похорон, для погибшей тети Эстер.

Перед тем, как распрощаться с Аделью и Генриком, на углу улицы Яффо, полковник зашел в телефонную будку. После короткого разговора он потрепал Шмуэля по плечу:

– Хорошие новости из Тель-Авива. Особая миссия улетела на юг. Они привезут Иосифа и его отряд домой… – Адель подумала:

– Джон рассказывал, что меня искали в Рамалле, но не нашли. Вахид утащил меня в горы, все посчитали, что я мертва… – девушка прикусила губу, – никто не отправлял за мной миссий… – детские голоса смешались в голове с младенческим плачем. Запястье загорелось, словно охваченное огнем:

– Иосифу двадцать лет, он мужчина, солдат, а мне было четырнадцать… – Адели стало жалко себя, – меня бросили на растерзание негодяям, даже не вспомнив обо мне… – Генрик, как и Джон, ничего не спрашивал у нее о годе плена:

– И не спросит, – сказала себе Адель, – он деликатный человек. Но Джон и ногой не ступил в Будапешт, ему было на меня наплевать, а Генрик рисковал жизнью, ради меня, ради всех нас… – с дядей Меиром и Шмуэлем они договорись встретиться в кафе, в вестибюле отеля «Царь Давид». Свернув в узкие переулки Меа Шеарим, Адель прикрыла голову платком покойной тети Эстер.

Отдавая ей квадрат шелка, от Hermes, Фрида вздохнула:

– Мама его редко носила. Она держала в платке пистолет, а потом отдала вещицу мне. Я в него заворачиваю кинжал… – девочка провела пальцем по золотой фигурке рыси, – забирай, чтобы у тебя осталась память, о маме… – Адель и так бы никогда не забыла тетю Эстер:

– Как будет помнить ее Генрик, – подумала девушка, – именно она его спасла… – муж нацепил на темные кудри потрепанную кепку, шотландского твида:

– Это папина, – объяснила Фрида, – то есть со склада кибуца, но папа всегда ее надевал, когда ездил к раввинам. У меня тоже есть кепка, только красная… – девочка прищурила голубые глаза. Адель, внезапно, подумала:

– У нациста, в Будапеште, тоже были голубые глаза… – она поймала отражение лица незнакомца в зеркале, – но я не смогу его описать, он такой, как тысячи других мужчин. Ничего приметного в нем не было… – Адель и не собиралась никого описывать:

– Может быть, он вовсе не нацист, а русский, – пришло ей в голову, – но зачем он тогда спрашивал о Ционе? К той поре она, скорее всего, сидела в советском посольстве… – Адель хотела забыть о неизвестном госте:

– Все осталось позади, я жена Генрика, у нас была хупа… – в кибуце Фрида зорко взглянула на Генрика:

– Ты к раввинам, что ли, собрался? Зачем тебе кепка… – Тупица нашелся:

– Я хочу договориться насчет чтения кадиша, по папе… – оказавшись в Меа Шеарим, он усмехнулся:

– Фрида словно рентгеновский аппарат, от нее ничего не скроешь. Я уверен, что в армии она станет проводить допросы. Тем более, она бойко говорит по-арабски… – Генрик даже остановился:

– Интересно, в кого она такая? Словно тетя Марта, только маленькая… – Адель подозревала, что тетя Марта, с Джоном, сейчас где-то на Синае:

– Она точно не останется в стороне, – поняла девушка, – знай тетя Эстер, что Иосиф в опасности, она бы тоже полетела с десантом. И я бы отправилась куда угодно, ради семьи… – Адель качнула скромно покрытой платком головой:

– Генрик тоже пойдет на все, ради меня. Он меня любит… – они сидели со стаканами чая, и тарелкой миндального печенья, от жены рава Левина:

– С документом все в порядке… – рав Арье сделал пометку в потрепанной тетрадке, – зайдете в главный раввинат, они сфотографируют ктубу, для архивов. Бумагу не теряйте, без нее супруги не имеют права, так сказать… – раввин замялся.

Адель вспомнила запах сосновой смолы, крупные звезды среди верхушек деревьев:

– Мы с Генриком нашли укромное местечко, в кибуце. На том пригорке я сидела с Иосифом, в ночь, когда они с Инге потерялись, то есть убежали в лес. Бабушка нас спугнула. Она думала, что мы отправились на свидание. Я не целовалась с Иосифом, я вообще тогда еще ни с кем не целовалась. Потом арабы напали на колонну, появился Вахид… – зуд в запястье не утихал. Адель очнулась от тихого голоса рава Арье:

– Поздравляю вас и спасибо за пожертвование… – Генрик принес в ешиву пухлый конверт, – по вашему покойному отцу кадиш читают, и будут читать… – рав Левин, со значением, взглянул на часы:

– Сейчас, кстати, начнется полуденная молитва… – Генрик шепнул Адели:

– Жди меня у телефонной будки, на улице. Сделаю тебе сюрприз… – он вышел, рав Левин тоже встал:

– Рад знакомству, госпожа Авербах… – Адель сначала не поняла, к кому он обращается, – надеюсь увидеть вас в Израиле, в скором будущем… – поверх кипы он нацепил древнюю шляпу, – к сожалению, не могу послушать, как вы поете… – Адель переминалась с ноги на ногу. Он, успокаивающе, улыбнулся:

– Вы, наверное, хотите спросить насчет миквы. Зайдите к моей супруге, – раввин указал на потолок, – мы живем над ешивой. Она вам все расскажет. Она ведет занятия для невест, для молодых жен… – Адель смотрела в серые глаза, под простыми очками:

– Когда погиб господин Авербах, рав Арье утешал Генрика, взял его под свое крыло. Он добрый человек, он поймет меня. Он сохранит тайну, он раввин… – в ушах забился обиженный плач, Адель сглотнула:

– Ее нет, ее никогда не было. Забудь о ней… – она кивнула:

– Спасибо, рав Левин… – выйдя на залитую послеполуденным солнцем улицу, Адель стиснула руки:

– Хватит. Все закончилось и больше никогда не вернется… – найдя телефонную будку, она подумала:

– Мы не позвонили маме. Но сейчас не до торжеств, тетя Эстер и тетя Цила еще не похоронены. Бедные девочки тети Цилы, они еще малышки, как ученики рава Левина…

Адель вспомнила трогательных ребятишек, в классе раввина:

– Им только недавно исполнилось три года. Их едва постригли, по традиции… – маленькие пальчики водили по листам, с алфавитом, раскачивались черные, белокурые, рыжие головы. Адель внезапно поняла:

– Так хочется жизни. Хватит смертей, рав Левин правильно сказал, что еврейскому