Уроки магии - Элис Хоффман

– Мы не занимаемся такими делами, – сказала Мария.

– Но ты ведь умеешь делать все, – поддела Фэйт.

– Если это идет на пользу тем, кто в этом нуждается.

– Возможно, тебе кажется, что я не обладаю достаточной силой.

– Это неправда. Я верю в тебя. Просто ты еще не готова.

– Я была готова уже в шесть лет, когда ты покинула меня.

Мария отшатнулась, словно от удара.

– Я уже говорила тебе, что не хотела тебя оставлять. У меня не было выбора.

– Думаю, у всех нас есть выбор. Если бы ты не отправилась в Массачусетс, ничего этого бы не случилось.

Ложь, которую неустанно внушала Марта, достигла цели – Фэйт чувствовала себя брошенной. Она вошла в дом и уселась на пол рядом с Кипером. Он имел сдержанный, несколько отчужденный нрав и этим напоминал хозяйку, но теперь положил голову ей на колени, и Фэйт погладила мех. Теперь она жила здесь, дома, но по-прежнему оставалась невидимкой – ее истинная сущность таилась в потемках. Каждой ведьме нужна пара красных башмаков, и Фэйт надеялась, что мать подарит их на ее тринадцатый день рождения, но когда этот день настал, девочка получила небесно-голубую шаль. Она не нуждалась в защите. Ей не нужна была удача. Фэйт хотела прожить свою единственную жизнь свободно, чтобы жить так, как ей нравится. Хорошо, что клиентки платили ей приличные деньги. Она закажет себе башмаки у сапожника.

Тот, кто имел дар видения и мог заглянуть в глубину души Фэйт, заметил бы, что та изранена, – следы от железных наручников, ночи в запертой снаружи комнате, открытое окно, кладбище в Грейвсенде, солоноватая земля и морские птицы в небе, одиночество, вкус горечи во рту, ни разу не появившийся отец, мать, которой хотелось верить, что у дочери все хорошо, хотя все трещало по швам и мир распадался на части. Фэйт могла заниматься магией, когда сказала, что готова к этому, не дожидаясь от матери разрешения. Она сказала «да» магии много лет назад, живя на равнине, когда соль щипала ее глаза так сильно, что она с трудом сдерживала слезы, хотя не умела плакать ни тогда, ни сейчас. Мария Оуэнс была способна прослезиться, но это было необычно для ведьмы и, по мнению Фэйт, было проявлением слабости. Сама Фэйт была другой. Вздумай Мария заглянуть дочери в душу, Фэйт не пустила бы ее. На ручье Минетта, подходящем месте для совершения темных деяний, она произнесла мрачное и торжественное заклинание, используя собственную кровь и волосы, а также кости молодого воробья, и стала невидимой для той, кто любил ее больше всего на свете.

Какая-то часть ее существа страстно желала уйти с тропы, что она выбрала, и стать такой, какой Фэйт могла быть, если бы ее не украли, если бы она совсем крохой не узнала, что на земле существует зло. Она еще больше погрузилась во тьму, когда в какой-то ничем не примечательный день убиралась в сарае после отъезда Финни и наткнулась на старую сумку Самуэля Диаса. Внутри Фэйт обнаружила веревку, атлас и письмо от Марии Оуэнс, оставленное Самуэлю, когда «Королева Эстер» пришла в Бостон после их совместного путешествия с Кюрасао. Он так и не выбросил эту записку, хотя прочел лишь один раз, и этого оказалось более чем достаточно.

«Я не знаю, что может произойти между нами. Я ищу человека по имени Джон Хаторн. Он моя судьба и отец моего ребенка».

Фэйт присела на корточки; ее сердце бешено колотилось. Только что она узнала имя своего отца. Буквы казались ей острыми, как осколки стекла. Фэйт слышала, как мать зовет ее из сада, где она сажала розмарин и мяту, но не ответила и легла на солому. Пролистав карты в атласе, она нашла округ Эссекс. Навигаторы всегда намечают на карте маршрут заранее, так и Самуэль нарисовал его чернилами. Фэйт думала об этом развернутом перед ней листе бумаги, где было обозначено ее будущее, о том, что месть нашла себе убежище где-то рядом с ее сердцем, как птица в гнезде. Почва для мстительности была подготовлена с самого начала.

В тот вечер Фэйт поужинала вместе с матерью треской, запеченной в сметане с весенним луком, а потом ушла к себе. Заперев дверь, она зажгла черную свечу. Оказалось, ее отец – судья, отправлявший на смерть женщин, что стояли перед ним с железными цепями на запястьях и связанными веревкой ногами. Если бы она порылась в памяти, то, наверное, припомнила его внешность – высокий мужчина, смотревший на нее так, словно хотел, чтобы она исчезла. Если отец тебя не любит, в душе образуется камень, твердый и такой острый, что способен пронзить кость. Внутри сгущалась тьма, и Фэйт была этому рада. Она вступила в возраст, когда невинность воспринимается как недостаток. Делай, что должен, или делай, что хочешь. Придерживайся правил или ломай их напополам. Фэйт не всегда будет тринадцать, но сейчас ей было именно столько. Она купила у сапожника красные башмаки, и те пришлись ей впору. Перед отъездом она написала записку матери и, сложив, оставила на тумбочке.

Раньше Фэйт доводилось брать тайком деньги, и она хотела сообщить Марии, что на этот раз отправляется в путешествие за свой счет. Судья предстанет перед ней и будет держать ответ. Она уже знала, что признает его виновным и позаботится, чтобы он заплатил сполна за все, что совершил.

* * *

В тот день, когда Фэйт покидала Нью-Йорк, в воздухе кружился вихрь, а холодный туман вскоре сменился градом. С моря приближался неожиданный шторм, стремительно двигаясь к береговой линии. Все стало белым – и воздух, и море, и небо, но непогода и высокая волна не пугали Фэйт. Она еще дома посмотрела в черное зеркало и увидела там, что сама судьба назначила ей поездку в Салем. Проезд Фэйт оплатила деньгами, полученными от женщин, нуждавшихся в ее талантах, искавших избавления и возмездия, и мысленно поблагодарила их, стоя на причале, сама готовая к мести.

Корабельный казначей решил было, что монеты Фэйт фальшивые. Как иначе могла девочка иметь такую сумму? Однако, потерев одну монетку своим платком, казначей обнаружил, что та засияла.

– Ладно, иди, – сказал он, не сводя глаз с Кипера. – Но эта зверюга остается.

Фэйт, конечно, не собиралась бросать Кипера: это верное создание, если бы понадобилось, ради нее было готово броситься в ледяную воду. Когда казначей отошел по своим делам, Фэйт достала фигурку, изготовленную из коры болиголова, поднесла к ней спичку и произнесла заклинание из «Книги ворона», наблюдая, как кора превращается в черную лужицу. Всякий раз, читая наизусть этот текст, Фэйт ощущала изменения внутри себя, словно кровь разогревалась, а кости становились острее. Ее волосы были такого темно-рыжего цвета, что в тени казались черными, словно та девочка, которой она когда-то была, и ребенок, украденный Мартой, волшебным образом превратились в одно существо. Она была создана из крови, сердца и души и практиковала кровавую магию. Теперь Фэйт уже не была чьей-то маленькой девочкой. Издали она казалась взрослой женщиной, привлекала мужчин и не походила на других девушек. Это проявлялось в том, как она встречала обращенные на нее взгляды мужчин, – открыто, без опаски, словно хотела понять, кто они на самом деле.

Когда казначей вернулся, он больше не замечал Кипера и не проронил ни слова о волке. Зрение его затуманилось и так и не прояснилось до конца пути. Фэйт впервые использовала зловещую магию для собственных эгоистических целей и вечером, откусив кусок хлеба, который захватила на ужин, почувствовала кровь и обнаружила, что сломала зуб. Кровавая магия требовала свою плату. Фэйт ощутила озноб и спросила себя, не слишком ли далеко она зашла. То, что ты посылаешь, возвращается к тебе в тройном размере. То, что даешь миру, получаешь назад. Кровь порождает кровь.