Повышение по службе - Александр Громов

Когда на Виоле-4 я с барахлящим ранцевым антигравом переходил, как заправский канатоходец, через пропасть по натянутой гнилой бечевке и мой вес хаотично колебался в пределах от нуля до пяти примерно килограммов, ощущение было похожее. Конечно, я говорю только о психологическом состоянии: азартно, любопытно и даже, пожалуй, забавно, а страха нет напрочь, он придет позже. А может, и нет, это зависит от обстоятельств. В тот раз, помнится, он все-таки пришел с привычным опозданием, хотя и ненадолго: навалилась прорва работы, а она здорово лечит. Но по ночам я дважды просыпался с криком, потому что снилось мне, как антиграв отказывает уже окончательно, бечевка сразу лопается под моим весом, и я лечу вниз на острые камни.

Да хоть бы и на мягкую почву или в воду, без разницы. Лететь там было порядочно, а сила тяжести на Виоле-4 на двадцать процентов выше земной.

Но наяву, балансируя на бечевке, я не вибрировал и вообще как бы смотрел на себя со стороны. Полезная привычка.

Здесь было то же самое: азарт, любопытство и нетерпение, пожалуй, несколько мальчишеского свойства.

Планеты не было. Был космос, очень дальний, судя по густой полосе Млечного Пути над головой и темноте с отдельными неяркими звездами под ногами. Край Галактики. Я висел в пустой черноте, в трех шагах от себя видел Эрлика, и что-то с ним было не так. Ну конечно!– он стоял, как порядочный, на какой-то поверхности, в то время как я завис над ним растопыренной лягушкой. Мой гуру помахал мне рукой, я ответил тем же, но догадался, чего он хочет, лишь когда он шагнул, жестом приглашая меня следовать за собой. Здесь можно было ходить по-человечески – стоило лишь сознательно отдать себя силам гравитации!

Проявив должную сознательность, я поставил ногу на твердую пустоту – ничего, стоять можно. Пустота не прогибалась и не пружинила. Тогда я поставил вторую ногу и в свою очередь сделал шаг. Невидимая поверхность смахивала на небывало прозрачное стекло, и звезды сияли подо мной, будто так и надо, а те, что горели наверху, не отражались в твердом Ничто ни под каким углом. Сцепление подошв с поверхностью было идеальным, куда там стеклу.

Чего только не бывает в мире! Вот я иду ровным шагом по твердому вакууму и, конечно, удивляюсь, тут любой бы выпучил глаза,– но удивляюсь как-то умеренно и уж точно без риска впасть в ступор. Привык. К хорошему, как известно, быстро привыкаешь. Как бы мне не привыкнуть вообще никогда ничему не удивляться…

Эрлик помалкивал, дожидаясь моего естественного вопроса, и дождался:

–Что это?

–Преддверие. Как правило, так попадают в Ореол те, кто хочет и достоин жить в нем. Я решил показать тебе.

–Но я-то не хочу в нем жить…

–А я тебе и не предлагаю.

–Говоришь, «как правило»?– прицепился я к его словам.– Значит, можно попасть туда и проще?

–Можно сразу, но…

Я понял. Психологический удар может оказаться чересчур силен для новичка. Мой заботливый гуру бережет мою нервную систему.

Так и быть, прогуляемся, молчаливо согласился я. Разомнем ножную мускулатуру. А не бывает ли у координаторов профессиональной болезни – атрофии мышц?

Чертов у меня характер, не могу не ерничать!

Мы топали минут пять, и мало-помалу впереди разгоралось зарево – размытым куполом на твердом вакууме. Оно медленно переливалось всеми оттенками красного и зеленого, как полярное сияние. Интересно, его физика такая же, как в земной ионосфере?

Потом выясню.

Я не отказал себе в желании притормозить, присесть на корточки и поковырять ногтем твердое ничто. Затем мысленно приказал неведомому материалу отколоть от себя кусочек и вручить мне. Результат оказался нулевым: материал устоял, а Эрлик одарил меня ироническим взглядом. Он создал это вандалоустойчивое покрытие, а я… кто я такой? Всего лишь помощник, заместитель по направлению, не признанному боссом самым важным, в некотором смысле зам по тылу, и не мне портить то, что построено не мною.

–А если какой-нибудь корабль сюда вмажется на субсвете?– Я отлично понимал, насколько ничтожна такая вероятность в огромной Галактике, притом на ее периферии, и задал вопрос больше для проформы.

–Пролетит насквозь и не заметит. Кстати, как и любое физическое тело.

–Погоди, погоди…– забормотал я.– Ты хочешь сказать, что это твое творение находится вне пределов нашей Вселенной?

–И да, и нет.

Мои мыслительные способности явно отставали от моих возможностей вмешиваться в структуру мироздания.

–Не понял…

–Не все сразу. Поймешь. Впереди у тебя много времени.

Что-то мне не очень понравилась эта реплика.

–А какова толщина этого – гм – покрытия?

–Нулевая или бесконечная. Зависит от наблюдателя.

Примерно как в субпространственном канале, там тоже все неясно… Вряд ли такое сравнение годилось в качестве прямой аналогии, но я успокоился. Дайте взбаламученному разуму точку опоры – он тут же с великим удовольствием прислонится к ней, как пьяный к забору. И даже сочтет мелочью тот факт, что в субпространстве не видно никаких звезд, а тут аж вся Галактика в роскошном виде. Да еще оба Магеллановых Облака для комплекта. Вон они маячат под ногами…

Сияющий купол приближался гораздо быстрее, чем можно было предположить. Наверное, наши шаги были семимильными, если здесь вообще имело смысл понятие расстояния. Купол был уже совсем рядом, когда из него вырвалось нечто темное, приблизительно шарообразное, дернулось в сторону Млечного Пути и исчезло.

–А это еще что?– изумился я, притормозив.

Эрлик вздохнул и тоже остановился.

–Не думаешь же ты, что я способен безошибочно определить, кто из землян достоин нового человечества, а кто нет?

–Опять не понял…

–Чего тут не понять. Никто не застрахован от ошибок.

–А«предвариловка» на Реплике?

–Не панацея, как видишь,– признал Эрлик.– Одно скажу в свою пользу: колонистов Реплики чаще приходится возвращать в человечество, чем ореолитов. Моя работа имеет смысл.

–То есть это…

–Экстрактор. Кого-то возвращают к исходной точке, снабдив фальшивой памятью и соответствующей легендой. Это уже сами ореолиты… кто-то не вписался в их социум.

Вот, значит, как, подумал я. Прошел отбор, был признан годным, но не вписался. Социум всегда хорош, он мера всех вещей, попробуй-ка возрази, если он объявил себя самым лучшим, а может быть, и является таковым,– да вот человек, чем-то выделяющийся из толпы, не всегда хорош для него. Афиняне и Сократ… что было, то и будет. Кто-то надоел, кто-то раздражает соплеменников уже тем, что он не такой, как все,– и соплеменники с большим облегчением избавляются от надоеды. Спасибо и на том, что не заставляют глотать яд в растворе.