Королевы смеха. Жизнь, которой не было? - Сергей Капков

– Как вы думаете, почему вы смогли выжить?

– Только благодаря маме. Умирали те, кто сразу делил хлеб на порции и съедал, каждый за себя. А мама на все пайки покупала один целый кусок и только потом равномерно делила его на маленькие кусочки, выдавая по необходимости, постепенно. За хлебом обычно ходила я, и каждый раз что-то случалось. Однажды вышла из дома, а рядом упала женщина. Иду обратно – у нее уже вырезано все мясо. А другой раз шла домой, несла перед собой паек, вдруг из-за угла высунулась рука и вцепилась в хлеб. Я словно приклеилась к этому куску, не отдавала. Подбежали люди, помогли отстоять. Оказалось, напал на меня мальчишка-подросток. Так в этой буханке отпечатки его пальцев и остались. Иногда я думаю, что помог выжить и мой возраст, маленькая я была, глупенькая, непосредственная. Будь постарше, может, и не выстояла. Отец нас бросил, и мама много работала, не помню сейчас – где… По-моему, везде. Возвращалась вечером. Когда нас переселили в другой дом, где мы оказались тоже одни, в нашу квартиру ломился какой-то страшный мужик, пытался вышибить дверь, но не смог. Кроме меня, никого больше не было, но я боялась другого – что он нападет на маму, которая должна была вот-вот прийти. Когда стук прекратился, я собрала все свое мужество и побежала во двор встречать маму…

– Давайте вернемся к вашему поступлению в Школу-студию МХАТ…

– О, это целая история. Мне было очень страшно, потому что вокруг меня ходило безумное количество очаровательных девушек, в чудесных платьях, с волшебными прическами… Я, конечно, выглядела ужасно на их фоне, как гадкий утенок, в платье с заплаткой. Бедной была, и еще от этого чувствовала себя крайне неловко. Короче говоря, болталась-болталась, а потом увидела, что все начали подслушивать, как проходит экзамен, хотя председатель приемной комиссии Скрябин запретил. И как так получилось, что я оказалась у самых дверей? Увлеклась. И вдруг поднимаю глаза – а передо мной стоит сам Скрябин. И больше никого вокруг. «Вы что здесь делаете?» – «Я подслушиваю…» Боже мой! Как он закричит: «Вон отсюда! Вон! Чтобы вас здесь не было! Нам не нужны такие студенты!» Помню, такой был ужас, такое горе! Дома мама, посмотрев на меня, решила, что я провалилась, но только утром я все ей рассказала. «Да ты что, так просто отказалась от всего? Немедленно возвращайся туда! Немедленно! Вот когда ты завалишься, тогда можешь плакать…»

– И вы решились?

– Да. Превозмогая дикий страх, я оказалась-таки перед комиссией. За столом сидели народные артисты, среди которых я сразу узнала Сергея Капитоновича Блинникова. Жара была утомительная, они все так устали! Смотрю, Скрябин что-то нашептывает рядом сидящим – явно, на меня жалуется. «Что вы будете читать?» – «Ворону и Лисицу» – дрожащим голосом сказала я и услышала тяжкий вздох всей комиссии. Они, наверное, так от этой басни устали, что слышать больше не могли. Но это меня и спасло. Я вдруг рассердилась, разозлилась: «Сидите тут, на все вам наплевать! Вы уже все артисты, на сцене играете, в кино снимаетесь, а я!..» Вот, примерно, с такими мыслями я и грянула: «Вороне где-то бог послал кусочек сыра…» Не знаю, как я выглядела со стороны, но все члены комиссии вдруг проснулись, с любопытством стали меня рассматривать, переговариваться, а потом и хохотать. Это был такой успех! Я вдохновилась. – «А еще что почитаете?» Думаю, надо как-то понеожиданней… Не стала объявлять Чехова, а прямо сразу повернулась к Блинникову и начала: «Чучело ты, чучело, образина ты лысая!..» Блинников захохотал и даже стал подыгрывать. Вот так я выступила. А потом стали вызывать по одному всех этих девочек-мальчиков, объявлять результаты. Я уже совсем зачахла, и вдруг попросили зайти меня. «Мы тебя принимаем в Школу-студию МХАТ». Какое это было счастье!

– Ваши соперницы, наверное, ушам своим не поверили.

– Так и было. И самое невероятное, что в итоге взяли только пятерых мальчишек и меня. Из всего Ленинграда! Все отвергнутые девушки изучали меня самым тщательным образом: «Какого черта ее взяли?! Такую замухрышку!»

Это были счастливейшие годы моей жизни! Как было здорово учиться у блистательных мхатовских мастеров! Как было весело и интересно. С этого дня началась совсем другая жизнь, потому что до этого были сплошные несчастья: блокада, отец ушел, бедность. Началась другая полоса. И до сих пор – тьфу-тьфу-тьфу! – она продолжается.

– Вы понимаете, что волей-неволей смешите людей, что вы яркая комедийная актриса? Ваша судьба – нести людям смех.

– Я совершенно с тобой согласна. Это действительно судьба. Помню, маленькая была, собралась на каток и надела на себя юбку старшей сестры. А когда привязывала коньки, попой повернулась к печурке и, конечно же, юбку прожгла. Да не заметила. И вот катаюсь, а все на меня обращают внимание, да еще и сзади целая ватага пристроилась. «Вот ведь, – думаю, – какая я красивая, талантливая! Все мною любуются…» И вдруг слышу: «Эй, у тебя на заднице дыра!»

– И часто вы попадаете в такие комические ситуации?

– Ой, постоянно. На экзамене по сценографии мы должны были исполнять танцы разных народов. При этом костюмы между выходами надо было менять быстро-быстро, чтобы не утомлять комиссию и зрителей. Помню, перед казахским танцем я скинула юбку, надела тюбетейку с пером и понеслась на сцену. Вышло нас шесть девушек – а в зале хохот. Мы и рады: вот как нас принимают! Садимся в кружок и начинаем якобы «молотить рожь»… И тут я замечаю, что вокруг всех девушек образовались красочные круги из юбок, а вокруг меня – нет. О, ужас! Я забыла надеть юбку! Весь зал замер: «Сейчас она с позором убежит». Но я это просекла и гордо «домолотила рожь» до конца.

Почему-то бытует мнение, что все комики – мрачные люди в жизни. Я совершенно не такая. Я очень люблю смешить. На тех же застольях я лезу везде, меня не унять. Очень люблю смеяться – видите какие у меня глубокие морщины около рта? Это от хохота. Я и людей таких же люблю. Поэтому не понимаю, когда на экране Вера Алентова с дочерью рекламируют крем и говорят: «И никаких мимических морщин!» А я думаю, как же можно без мимических морщин? Это же такая прелесть – хохотать от души!

– Мне кажется, что молодящиеся актрисы сокращают свой творческий век. Нельзя же до старости играть молодых! Нужно вовремя перейти на возрастные роли, иначе можно остаться без работы.

– Попробовать перейти надо обязательно, согласна. Но если человек боится потерять красоту, с ним уже ничего не сделаешь. Хотя я бы не назвала этот процесс укорачиванием творческого века. Актриса, если она не толстеет, следит за собой, прихорашивается, она продлевает свою молодость и продлевает возможность играть героинь. Надо держаться обязательно. Ну а я не боюсь быть некрасивой, старой. Чем страшнее, тем смешнее! Моя сестра относится к искусству, так скажем, по-мещански, и все время упрекает меня: «Кира, ну подними ты немного голову, чтобы не было второго подбородка! Когда же ты будешь играть графиню, красивую даму?!» Я отвечаю: «Надя, ну если деревенская бабка – моя роль, мне эта красота даром не нужна!» Я лучше, наоборот, зуб гнилой приделаю и нос красным замажу… Я счастлива, что характерная актриса!

Меня больше беспокоит другое: мужики начали играть женщин, отбирают у нас работу. Даже Бабу Ягу сыграть не дают. И так женских ролей нет! А ведь это дешевый прием, когда мужчина наденет юбку, подкрасится, здесь таланта особого не надо. Народ уже хохочет. А что смешного?