Жертвенные львы - Вадим Панов

Впрочем, зрелище переломанного Катаклизмом побережья оставалось волнующим и без ноток ностальгии. С каменистой посадочной площадки, где Гамба с точностью часовщика опустил крохотный реактивный «Колибри» вертикального взлета, предрассветная зеркальная гладь Тихого океана сверкала, как его собственная маска. Где-то там, на блестящей серо-фиолетовой глади остался ждать хозяина его крохотный авианосец.

Выпрыгивая из кабины на рыжие камни площадки, много лет назад ставшей своеобразным взлетным полем, Витторио размышлял о сущности человека, к которому прилетел. Прибыл лично, со всем возможным уважением, оставив за спиной половину земного шарика.

Внизу и слева, где хищные волны продолжали подтачивать ребра горного великана, открывалась пропасть, еще наполненная ночной мглой. Огромная, величественная, дышащая соленой свежестью. Почти со всех сторон, даже за спиной Гамбы, прибой продолжал лизать внутренности хребта. А ведь когда-то здесь простирался нормальный горный склон, рассыпавшийся игрушечным кукольным домиком…

Но старик, живший на склоне задолго до Катаклизма, словно бы с точностью до дюйма знал, что именно этому фрагменту Центральных Анд ничего не грозит. Ждал удара природы и никуда не ушел – Гамба был уверен, что когда земля дрожала, а свежий августовский воздух наполнился ревом приближающегося цунами, тот сидел на пороге хижины, смотрел на небо и курил трубку.

И теперь скальный мыс, на котором гнездилась россыпь домишек, остался торчать в океане, как гигантский природный волнолом. Последний оплот, не уничтоженный атакой Посейдона.

Открывая люк небольшого багажного отделения, Витторио поежился. Поднял высокий воротник, прикрываясь от сухого утреннего ветра, облюбовавшего эту высоту почти на круглый год. Именно с учетом погоды Гамба переоделся в классический темно-красный непродуваемый плащ до пят, из-под которого виднелись ботинки для горного туризма.

Бортовой термометр показывал всего 13 градусов по Цельсию, и это в конце лета! Забавно, но в этой части Кордильер почти не шли дожди, даже сейчас, когда мир изменился, в том числе исковеркав и климатические особенности континентов.

Человек в красном плаще выставил на камни коробки с консервами, выпивкой, концентратами, витаминами и хозяйственным хламом. Захлопнул дверцу, украшенную символом корпорации. В отличие от других организаций, стремившихся к графической простоте и стилизации, логотип «Gruppo Aggiornamento» больше напоминал мудреный герб древнего дворянского рода.

Закончив разгрузку, Гамба обернулся, заметив, что от хижин на самом краю волнолома к посадочной площадке уже бредут тощие поникшие фигуры.

Вокруг самолета царила строгая красота, прожить в которой сам Цикл долго бы не сумел. Безжизненные каменные пятаки лишь кое-где стыдливо прикрывались накидками из мха, карликовым кустарником, устойчивым к засухе, да еще ковылем и крохотными кактусами.

Процессию, как и ожидалось, возглавлял сам Гэлле: плечистый желтолицый старик в просторном шерстяном пончо. Взмахнув ассоном из крохотной горной тыквы, он указал работникам на выставленные возле самолетного борта коробки. Бусины, птичьи клювы и змеиные черепа, украшавшие погремушку, забренчали, зашептались…

– Доброе утро, сорванец! – гулким голосом, словно из латунного кувшина, поприветствовал он Витторио, распахивая объятия. – Давно не навещал старика…

– Здравствуй, Гэлле. – Цикл осторожно обнял старого знакомца, стараясь не прикасаться ледяной зеркальной маской к его морщинистой щеке. – Дела закружили…

Он не знал настоящего имени человека, за советом к которому летал еще его отец, как не знал и его биографии. Местные жители, поставлявшие отшельнику еду и нужные мелочи, утверждали, что он коренной перуанец. Сам Гэлле давал понять, что корни его рода тянутся с Гаити. При этом внешность и акцент скорее выдавали в нем бразильца, причем какое-то время пожившего в Старом Рио с его характерным говором Анклава.

Отшельник обернулся, недовольно взглянув на троицу медлительных рабов. Что-то рявкнул на довольно грязном кечуа, встряхнул погремушкой. Понурые худосочные людишки с оловянными глазами и отвисшими челюстями зашевелились чуть активнее. Подхватили коробки, потащили к центральному дому. По крышам уже мазнуло солнце, все выше и выше поднимавшееся над восточными вершинами.

– Ты опять слишком добр ко мне. – Старик улыбнулся, отчего по широкому безбородому лицу заскользили змеи морщин. – Балуешь подарками… Думаешь, если я живу в горах, мне и кушать нечего? Останешься к завтраку, и я угощу тебя замечательным юношей из горных равнин…

– Нет, Гэлле, благодарю тебя, – вежливо поклонился Гамба. – И как ты только можешь это есть?

– Пищу тела не выбирают, в отличие от пищи духа, – многозначительно ответил тот, обнажая крепкие белоснежные зубы. – Это жертва, такая же как крынка молока или козья нога. Времена непростые, знаешь это не хуже меня, сорванец. Жители окрестных деревень сами несут ее мне, и отказать в принятии подношения – оскорбить духов…

Мимо мужчин по тропинке прошагали рабы с коробками. Безвольные, лишенные души живые механизмы, с оглядкой на которых Цикл создавал собственную прислугу. Разница состояла лишь в том, что человек в зеркальной маске пользовался достижениями технологий, пока старик призывал мощь Традиции. Ничего, совсем скоро Гамба научится совмещать силы, и тогда…

– Ты хунган, – уводя разговор с неуютной темы, пожал плечами Витторио. – Тебе виднее…

– Не называй меня так, сорванец, я же просил, – нахмурился Гэлле.

– Прости… непостижимое вызывает во мне злость, а она толкает на недостойные поступки, – честно сознался Гамба, в подтверждение слов мягко сжав предплечье наставника.

Конечно, он знал, что Гэлле не любит, когда его именуют хунганом. Он оставался так называемым диким хунси, посвятив себя Традиции Иисуса Лоа без многочисленной паствы, храмов или свит священнослужителей мелкого ранга. Хотя на самом деле, и это также было известно Циклу, старик был бокором – настоящим dd в мире служителей Католического Вуду…

Они зашагали вслед рабам, лишенным души. Ветер рассвета завывал в скалистых трещинах, играл с побегами ковыля. Тряхнув ассоном, Гэлле лукаво покосился на гостя в красном плаще и необычной зеркальной личине.

– Ты добыл бубен хунганов из далекой страны, – сказал он. – Человек, ставший твоим врагом, помог тебе в этом…

Не спросил, а именно констатировал, и Витторио с трудом сдержал дрожь волнения.

– Возможно. Но он мне не враг – на задание я послал самого лучшего и преданного исполнителя… Ты что-то видел, Гэлле?

– Духи Лоа нашептали мне, что ты почти добился своего, мальчик…

Они добрались до хижины-умфро – личного храма отшельника, где рабы бокора составляли коробки на землю. Взмахом погремушки-ассона старик отослал их прочь, в удаленный дом для прислуги. Открыл дверь умфро, пробормотав короткую молитву, пригласил гостя за собой. Гамба, одними губами повторив заученные слова молитвы, перешагнул порог, с интересом осматриваясь.