Владимир Святой - Алексей Карпов

Этот рассказ читается в Новгородской Первой летописи младшего извода, составленной в XV веке. Конечно, он осовременен. Так, например, епископ Иоаким Корсунянин назван здесь «архиепископом», хотя этот титул новгородские владыки получили только в XII веке. по-новому, по-христиански, осмыслены и происходившие в Новгороде события.

Но в основе рассказа летописца, несомненно, лежит древнее предание, а обряд изгнания новгородского Перуна очень похож на киевский.

В том же XV веке было записано еще одно предание о новгородском Перуне. Когда идол влачили к Волхову, рассказывает составитель Псковской летописи, «вошел в Перуна бес и завопил: “Ох, ох мне! Достался немилостивым рукам сим!” И бросили его в Волхов, и повелели никому не принимать его. И когда плыл тот под Великим мостом, забросил палицу свою на мост, ею же безумные убиваются, утеху творят бесам». По другой летописи, Перун будто бы произнес при этом следующее: «Люди Новгородские! Сим потешаясь, вспоминайте обо мне, когда биться будете».

Это предание связано со знаменитой новгородской потехой — кулачными боями, устраиваемыми на Великом новгородском мосту через Волхов и всячески осуждаемыми Церковью, которая видела в них «бесовскую потеху». Позднее в Новгороде появятся и фальшивые «перуновы палицы» — деревянные, с тяжелыми оловянными наконечниками. В 1652 году тогдашний новгородский митрополит Никон (будущий патриарх) сожжет их публично у церкви Святых Бориса и Глеба, «и тако преста бесовское то тризнище».

За свержением идолов следовало крещение народа. Вероятно, вначале Владимир открыто окрестил своих сыновей и других членов семьи, которые должны были подать пример остальным. Согласно позднему киевскому преданию, крещение двенадцати сыновей Владимира происходило в «единой» «кринице», или источнике, получившем с того времени название Крещатик. Крещатицкий источник (небольшой ручей) протекал в глубоком овраге вблизи впадения реки Почайны в Днепр. Позже это место киевляне стали почитать как святое. В начале XIX века над Крещатицким источником была сооружена часовня с высокой кирпичной колонной, увенчанной золотым крестом на серебряном шаре, — памятник Крещению Руси.

При крещении княжичи получили вторые, христианские имена. Так, Святополк был наречен Петром, Ярослав — Георгием, Мстислав — Константином, Борис — Романом, Глеб — Давидом. Христианские имена остальных сыновей Владимира неизвестны (на Руси они почти не употреблялись). Примечательно, что как минимум три из шести известных нам крестильных имен первых князей-христиан (включая крестильное имя самого Владимира) были в употреблении в византийском императорском семействе. Василий, Константин и Роман — так звали представителей правящей в Византии Македонской династии, царствующих братьев и отца царевны Анны.

Наверное, одновременно с Владимировыми сыновьями приняли святое таинство и многие из знатных киевлян, пока еще остававшихся язычниками.

Как быстро сумел Владимир привести к крещению остальную часть города, мы не знаем. В «Истории Российской» В.Н. Татищева рассказывается о том, как киевский митрополит[89] и священники долго уговаривали киевлян принять новую веру, но лишь отчасти добились успеха: «По опровержении идолов и крещении множества знатных людей, митрополит и попы ходили по граду, уча людей вере Христовой. И хотя многие принимали, но множайшие, размышляя, отлогали день на день; иные же, закоснелые сердцем, и слышать о том не хотели».

И Владимиру пришлось проявить твердость, произнести свое веское княжеское слово. Согласно летописи, он посылает по всему городу глашатаев («послов») объявить жителям так:

«Если кто не придет завтра на реку — богат ли, или убог, или нищий, или раб — да будет противник мне». «И услышав это, пошли люди с радостью, радуясь и говоря: “Если бы не хорошо это было, не приняли бы сего князь и бояре”».

Летописец преувеличивал и здесь, говоря о всеобщем ликовании в Киеве. Ликование, наверное, было — но лишь со стороны тех, кто и раньше проявлял расположенность к христианству или уже принял крещение. Таких, как мы знаем, немало имелось в Киеве еще со времен Игоря и Ольги. Крещение самого Владимира в 987/988 году должно было увеличить их число.

Язычники же принимали новую веру, прежде всего повинуясь слову своего князя. Открытый княжеский призыв, провозглашение христианства княжеской верой, а отказывающихся принять крещение — личными врагами князя — все это и определило судьбу киевлян, а в конечном счете и всего Русского государства. Очень точно выразил эту сторону Крещения Руси митрополит Иларион, писавший в середине XI века: Владимир повелел креститься всей земле своей, «чтобы… всем быть христианами: малым и великим, рабам и свободным, юным и старым, боярам и простонародью, богатым и убогим. И не было ни одного противящегося благочестивому повелению его, если даже некоторые и крестились не по доброму расположению, но из страха к повелевшему сие, ибо благочестие его сопряжено было с властью».

Иные из киевлян, «окаменелые сердцем», по выражению В.Н. Татищева, предпочли покинуть Киев и уйти в «пустыни» и леса, укрыться там от крестителей. Но едва ли таких было много. Большая часть жителей откликнулась на призыв своего князя.

В рассказе о самом крещении русские источники отчасти противоречат друг другу. Так, летопись называет местом крещения киевлян Днепр:

«На следующий день вышел Владимир с попами царицыными и с корсунскими на Днепр, и сошлось людей без числа; залезли в воду и встали там — одни по шею, другие по грудь, малые же у берега по грудь, другие же младенцев держали, а кто постарше — бродили. Священники же, стоя, совершали молитвы…»

Иную версию излагают Жития князя Владимира. Наиболее подробный и вместе с тем отличный от летописи рассказ читается в Проложном житии князя, составленном не ранее второй половины XIII века, но использовавшем более древний источник:

«…Созвал (Владимир. — А. К.) все множество людей и заповедал им креститься. Назвал день им, так сказав: “Если кто не придет на утро на реку, будет противник мне”. И сошлись на Почайну реку люди всех возрастов, мужи, и жены, и младенцы. Взрослые же стояли в воде, одни до пояса, иные до шеи, а другие бродили. Пресвитеры же, на берегу стоя, молитвы совершали, как [подобает] над крестимыми. И нареклось с того времени место святое, где стоит ныне церковь Петрова».

Близость приведенных текстов между собой несомненна. Но Пролог использовал какой-то иной, не известный летописи источник, который отразился также в обычном Житии князя Владимира, других редакциях Жития и, что особенно важно, в «Слове о том, како крестися Владимир, возмя Корсунь». Все они называют местом крещения реку Почайну, приток Днепра, протекавший у самого Киева, и, по-видимому, в этом отношении оказываются точнее, чем летопись[90].