Борн - Джефф Вандермеер

У нас всегда есть выбор, хотя бы между собственной смертью и амнезией. Я поняла, какая тяжесть все это время лежала на Вике. Этот секрет мог убить его, пусть и иначе, чем болезнь. Секрет, который многих в городе заставил бы его возненавидеть, а то и желать ему смерти. Почитатели Морда, возможно, попытались бы вознести его на пьедестал, что тоже закончилось бы смертью.

Возвращаться оказалось ничуть не легче, даже труднее. И единственная истина, которую я вынесла из этой борьбы, это то, что вся моя жизнь – борьба. Истина эта помогла мне в том сером, нудном состоянии тоски и запредельных усилий. То есть я уже совершенно выбилась из сил, но все еще боролась.

Мелкие зверюшки ничем не могли мне помочь: у них были собственные цели и устремления. Их не волновало, насколько болен Вик и до какой степени устала я. Они теснились вокруг мертвого тела Морокуньи, обнюхивали ее, лизали ей лицо и руки, а потом просто оставили труп и разбежались по своим делам. Наверное, тело так и сгнило там, под землей.

Это было словно отражением того, что я сделала с Виком, точнее, того, что я еще не сделала в тот момент, но потом мне все равно пришлось бы сделать, пока я еще была в состоянии. Хуже всего было то, что я не могла справиться с мерным ходом времени. Каждое мгновение представлялось мне четким и цельным, и каждое из них было само по себе. Нужно было как можно скорее найти временное убежище для Вика и каждая пропадающая секунда отдавалась в теле физической болью. Чтобы уйти от мыслей о произошедшем несчастье, я вспоминала родителей, наши долгие изнурительные походы, их щедрую помощь и мужество. Ведь это именно они привезли меня сюда, а значит, я не могла сдаться и подвести их.

В какой-то момент оказалось, что я все еще слышу шум битвы. Мы по-прежнему скрывались в здании Компании, но и сюда доносились отголоски яростного боя между Мордом и Борном. Другое дело, что когда ты видишь, как безвозвратно уходит время, когда ты уверена, что умрешь прежде, чем удастся обрести свободу, некоторые вещи теряют важность. Я слышала звуки их битвы словно издалека, сквозь мутную толщу своих воспоминаний.

Мне удалось протащить Вика сквозь оставленный Компанией мусор. Я заволокла его наверх через настоящий торнадо обломков, вся в синяках и царапинах, скользя и оступаясь, протащила его через «протрещину». И вот мы оба придушенно охнули, с облегчением падая на кровавый песок у отстойников, совсем рядом с их опасным мелководьем. Мы кое-как выползли на свет, опасаясь, что он станет причиной нашей смерти, и обнаружили, что стража покинула эти места: последыши исчезли. На горизонте висел какой-то мираж, но мы были не способны его понять.

Два огромных существа сражались на горящих руинах города. Сшибались, расходились и вновь кидались друг на друга – вымотанные боем и собственной жестокостью. Серый дым столбом поднимался в небо и расплывался стаями черных стервятников, круживших, словно колючие темные венцы вокруг двух исполинских голов.

В длинном узком ходе Вику опять стало плохо. Он бы упал там без сознания, если бы я не следила за ним. Подхватив его, заставила двигаться вперед и поддерживала голову, когда его рвало. Яд уже глубоко проник в тело: вены чернильными линиями прорисовались на багрово светившейся коже, губы почернели. Он дышал быстро, прерывисто, от него шел ужасный запах.

Глаза Вика закрылись, но в трещине так и так было темно. Я дотронулась кончиками пальцев до его век и ощутила легкий трепет.

Оказавшись возле отстойников, я собрала остатки решимости и, спотыкаясь, потащила Вика на пустошь, это было наградой нам за то, что мы еще были живы. Мы возвращались в город, разрушенный чудовищами.

Лисиц и прочих там уже не было, может быть, все они попрятались при виде сразу двух Мордов. Мы представляли собой легкую добычу, но, к счастью, никто к нам даже не приблизился. Я прихватила с собой камуфлирующего биотеха Морокуньи, но он находился в таком глубоком шоке, что у меня не хватило духу им воспользоваться, и я просто уложила его в рюкзак, поверх остальных вещей, после чего застегнула молнию. Если нас и окружали опасности, я их не замечала.

– Ты для меня слишком ценен, чтобы тебя бросить, – сказала я Вику.

– Ты в порядке – тебе уже лучше, – уверяла я его позднее.

– Тебе надо продержаться еще совсем чуть-чуть, – умоляла я.

Его тело было такое легкое, такое податливое, словно Компания создала его именно таким, и такое слабое сейчас, что я была куда сильнее его, сильнее, чем я прежде думала. Но его руки по-прежнему инстинктивно цеплялись за меня.

– Мы заново отстроим Балконные Утесы, – говорила я ему, прекрасно зная, что он не может меня слышать. – И снова будем там жить.

Я говорила все это не для того, чтобы его утешить, а чтобы ободрить себя. Верила в каждое слово, только бы он остался со мной. Очутись я вновь одна, забыла бы свое имя, свое прошлое, надежду обрести дом. Я бы исчезла, превратилась в ничто.

На краю пустоши, неподалеку от замершего на холмах леса, я опустила свою ношу на редкую траву, сбросила с плеч рюкзак. Губы Вика были плотно сжаты, глаза все так же закрыты, он был холодным на ощупь. Ужасное чувство охватило меня, словно темные воды сомкнулись над головой. Что, если он умер, пока я его несла? Что, если он мертв?

Я не могла проверить его пульс своими изувеченными пальцами, к тому же мои руки сильно тряслись. На лице Вика было спокойствие отдыхающего, и я не знала, как это понять. Нет, не мог он быть мертвым. Я не могла позволить ему умереть.

Смочила водой сперва его губы, потом свои. Поцеловала и обмыла грязное лицо. Снова и снова повторяла его имя. Меня ничто больше не интересовало, за исключением этого худого слабого тела, лежащего на пожелтевшей траве. Я не решалась встряхнуть его или попробовать разбудить как-то еще, боялась, что малейшее беспокойство причинит ему вред.

Так и стояла на коленях рядом с ним, чувствуя себя опустошенной и беспомощной, вся покрытая грязью и кровью – своей и чужой. Мой желудок сморщился до размеров ореха, а тело высохло так, что я не могла даже плакать.

Все же я попыталась успокоиться. Зажала правую руку левой, словно тисками, чтобы остановить дрожь, и прикоснулась к запястью Вика. Я убедила себя, что почувствовала слабый пульс и, значит, если не сдамся и не брошу его, он выживет.

Снова надела рюкзак, подсунула руки под тело Вика, напрягла колени, с усилием подняла его.

И мы с Виком направились вверх по склону.

Бывают моменты, когда события, свидетелем которых ты являешься, настолько огромны, что ты просто не можешь найти им место в своей повседневной жизни. Хуже, когда эти события повторяются снова и снова, становясь все огромнее, своего рода водопад, подобного которому ты никогда не встречал и не знаешь, к чему его отнести. Что особенно во всем этом неприятно, это то, что постепенно ты привыкаешь, перестаешь обращать внимание. И когда эти явления продолжают повторяться, само их величие приобретает для тебя черты повседневности, сам их масштаб делает невозможными любые попытки ими восхищаться, ужасаться или судить. И понять их значение.