Секретарь старшего принца 8 - Любовь Свадьбина

— Спелое яблоко и сосновая смола — что-то такое, когда ты хочешь меня побить, — Элор как-то подозрительно довольно улыбается.

Неужели он настолько привык получать от меня тычки, что стал ими наслаждаться?

— Так что ты тоже вкусненькая, так бы и покусал! — Правда, вместо кусания Элор радостно сжимает мою ягодицу. И глубокомысленно изрекает: — Вынужден признать: брюки намного лучше подходят для тисканья: в них всё лучше ощущается. Да и попа твоя с нормальными бёдрами просто загляденье.

Он тискает. Я любуюсь сокровищами. За такую сокровищницу можно и поощрить терпением. Но не молчанием:

— Вот потому, что соблазнительнее, ты и предпочитаешь во время дел наблюдать меня в платье.

— Что верно, то верно! Это только моё достояние, — Элор пожимает упомянутое достояние.

— У тебя так много энергии осталось после строительства? — интересуюсь я. — Совсем не устал?

Элор косится на меня с подозрением:

— Ты так спрашиваешь, что страшно становится.

— Ничего страшного, я просто хотела тебе предложить поработать, пока я проверяю, насколько хорошо устроились мои покрывалки.

— А мне подсмотреть нельзя? — Элор делает бровки домиком. — Хотя бы одним глазком…

— Элор, это закрытая коллекция… — И моё сердце не выдерживает его жалобного вида, я напоминаю. — Мне нужно немного привыкнуть к новым обстоятельствам.

Показательно вздохнув и на прощанье нежно потискав, Элор с самым трагическим видом направляется к чешуйчатой двери.

Понимая, что он может разыграть целую трагическую сцену на тему «Меня безжалостно выгоняют», я не оглядываюсь.

Не дождавшийся реакции Элор, последний раз тяжко вздохнув, выходит.

А я остаюсь наедине со своими сокровищами, разложенными по всем сокровищным правилам.

Даже не верится…

Моя собственная сокровищница.

Моя!

И то ли плакать, то ли визжать от радости… А лучше пойду покрывалки поглажу ещё раз. Пару раз… пару десятков раз…

* * *

В благодарность за чудесную сокровищницу я решаю не напоминать Элору о моих ментальных способностях и отложить давно задуманную прогулку по тавернам с подсаживанием в мысли посетителей слухов о Неспящих. И визит с ментальными установками к герцогу Ирданскому тоже откладываю.

Элор заслуживает немного покоя.

Но во тьме ночи, прижимаясь ко мне под меховым покрывалом, Элор сам затрагивает больную тему.

Его пальцы скользят по моему обнажённому бедру, дыхание щекочет висок.

— Для вас, менталистов, естественно ощущать всех вокруг, прощупывать и заглядывать в сознания. Естественно, как слышать и видеть. Как думаешь, почему Ренашитур написал свой труд «Этика менталистов», в котором защищал право остальных существ на неприкосновенность мыслей? Он же фактически предложил вам ограничить один из органов чувств. Как считаешь, что могло подвигнуть его на столь необычный шаг?

Этот легендарный менталист был почти боевым магом в классическом понимании, участвовал в масштабных сражениях, но в бою использовал не ментальные способности, которые наверняка блокировал, чтобы не ощущать боль поверженных, а призванный музыкальный инструмент, усиливавший его дар барда разрушения. А ещё Ренашитур был политиком. И немного военачальником.

— Полагаю, это было стратегическое решение, — отвечаю я. Автор «Этики» занимал умы всех менталистов. В моё образование не могло не войти изучение его трудов и биографии с обсуждениями оных. — Менталистов всегда боялись, и никакие законы по ограничению менталистов и защите остальных подданных не могли и не могут это исправить. Он попытался решить дело мирным путём: перевоспитывать менталистов… — Вздыхаю. Не очень-то хочется признаваться в некоторых вещах. Но… Элор заслуживает и немного откровенности. — Не знаю, как в других семьях, но в нашей считалось, что он написал свой труд для перевоспитания не потомственных менталистов. Что это некий обман для успокоения обывателей: уверение, что каждый менталист воспитывается в уважении к не обладающим даром. Дедушка считал это удачным стратегическим решением, за фасадом которого можно прятать совсем иные убеждения.

Где-то минуту спустя Элор возобновляет поглаживания моего бедра:

— Значит, у вас считается так? А я-то надеялся, что этот многомудрый менталист понял ценность обычных существ, осознал наше право на уединение.

— Это не исключено, — отзываюсь я. — В конце концов, мнение моего дедушки — лишь одна из трактовок. Мы Ренашитура не знали, поэтому не можем судить о его мотивах.

— А тебе никогда не казалось, что он написал правильные вещи?

— Элор! — Вздыхаю. — Правильным ли будет выколоть тебе глаза? Понимаю, ты скажешь, что аналогия не совсем точна, ведь ты, видя, не причиняешь никому вреда. Но простое считывание эмоций и мыслей тоже никому прямого вреда не причиняет. А глубокое проникновение, воздействие на сознание — этому надо учиться, это не делается само по себе, наоборот, такие манипуляции требуют серьёзных усилий и знаний. Проблемой может быть трансляция своих эмоций окружающим, но мы сами стараемся это блокировать.

— Я спрашивал тебя не об этом, Ри.

Снова вздыхаю.

— Элор, следование «Этике» — единственный способ мирного сосуществования с представителями других магических направлений. Так что с этой точки зрения Ренашитур написал очень правильные вещи… Если бы меня воспитывали в этом духе, не использовать свои силы мне было бы проще.

Молчание… Пальцы Элора вновь неподвижно лежат на моём бедре.

— Спасибо за откровенность. — Он поглаживает меня. — И ещё немного откровенности: слуги в вашем родовом замке очень спокойно относятся к ментальному проникновению в сознание. Я знаю, что они из семей, поколениями служивших вашему роду. Их лёгкое отношение к вашему вмешательству следствие воспитания или их немного подправили?

— Это следствие доверия, — отвечаю я несколько эмоциональнее, чем хочется.

Снова рука Элора застывает, а я поясняю подробнее:

— Да-да, это простое доверие: они знали, что мы не причиним им вреда, позаботимся о них, защитим. Не используем то, что увидим в их мыслях, им во вред. Потому что они наши.

Молчание.

— Конечно, — продолжаю я, — такое доверие возможно только среди существ, долгосрочно, а лучше — пожизненно преследующих общие интересы. Нашей целью было процветание рода и всех, кто ему служит. Поэтому слуги в нашем замке и без установок принимали наши способности и не боялись их использования.

Тишина ночи.

Через пальцы Элора я ощущаю, как часто бьётся его сердце.

— Невероятно, — выдыхает он. — Они же слуги, они должны понимать, что вы не поставите их интересы выше своих.

— Они знали, что мы учитываем и их интересы. Они в это верили. Поэтому… удар по ним тоже был… болезненным не только в личном плане, но и в целом, в долгосрочной перспективе: вряд ли найдутся ещё существа, без ментальных воздействий столь же преданные и лояльные потомственному менталисту.