Битва за Рим - Колин Маккалоу

Итак, при одном упоминании Катула Цезаря самниты гневно плевались, зато великий понтифик Агенобарб заслужил в Альбе Фуценции уважение, так как к марсам относились более доброжелательно, чем к самнитам. В остальных судах все было по-разному: одни председатели были беспощадны, другие снисходительны, третьи — под стать Агенобарбу. Однако ненависть к римлянам зрела повсеместно, и жертв преследований оказалось предостаточно, чтобы сцементировать желание италиков сбросить римское иго, невзирая на смертельную опасность. Ни одному суду не хватило бесстрашия, чтобы послать своих вооруженных охранников туда, где скрылись бежавшие из городов.

Единственным судьей, вступившим в противоречие с законом, оказался Квинт Сервилий Цепион, направленный в Брундизий, под начало Гнея Сципиона Назики. Этот изнывающий от зноя, пыльный портовый городок так мало пришелся по душе Гнею Сципиону, что, не пробыв там и нескольких дней, он под предлогом не слишком опасной болезни (как потом оказалось, геморроя, что изрядно развеселило местный люд) заспешил обратно в Рим на лечение. Свою комиссию он оставил Цепиону, исполнявшему без него обязанности председателя, и Метеллу Пию Поросенку. Здесь, как и повсюду, виновные разбежались еще до того, как суд приступил к работе, а осведомителей нашлось немного. Людей из списков нигде не могли разыскать, и дни проходили без малейшего смысла. Наконец перед скучающими римлянами предстал-таки осведомитель, огорошивший их доносом на одного из самых уважаемых в Брундизий римских граждан. Его имя не значилось в списке новоиспеченных лжеграждан, поскольку, как утверждал доносчик, он узурпировал гражданство еще двадцать лет тому назад.

Дотошный, как пес, вырывающий из земли кусок гниющего мяса, Цепион вцепился в это дело, возжелав использовать его в назидательных целях. Он не погнушался применить пытки на допросе. Он отказался прислушаться к испугавшемуся и протестовавшему Метеллу Пию, ибо не сомневался, что выданный ему на растерзание столп местного общества виновен. Однако затем были добыты доказательства, устранившие даже тень сомнения в том, что бедняга — именно тот, за кого себя выдает, то есть достойный уважения римский гражданин. Оскорбленный решил не давать обидчику Цепиону спуску и подал на него в суд. Цепиону пришлось броситься в Рим, где лишь вдохновенная речь Красса Оратора спасла его от неприятностей. Путь обратно в Брундизий был ему отныне заказан. Гнею Сципиону Назике, брызжущему проклятиями и призывающему громы и молнии на голову всех до единого Сервилиев Цепионов, пришлось возвращаться туда вместо него. Для Красса же, вынужденного защищать человека, к которому он не испытывал ни малейшей симпатии, выигрыш дела не послужил утешением.

— Иногда, Квинт Муций, — сказал он своему кузену и коллеге-консулу Сцеволе, — мне хочется, чтобы в этот проклятый год консулами были кто угодно, только не мы с тобой!

* * *

Публий Рутилий Руф засел за ответное письмо в Ближнюю Испанию Луцию Корнелию Сулле. Соскучившийся по новостям старший легат умолял Рутилия Руфа не скупиться на подробности, что вполне отвечало наклонностям последнего. Он писал:

Клянусь, Луций Корнелий, никому из моих друзей, занесенных судьбой в дальние края, я не написал бы и строчки. Но ты — другое дело: переписываться с тобой — одно удовольствие, и я обещаю, что ничего не упущу.

Начну с особых quaestiones, учрежденных в соответствии с самым знаменитым законом текущего года — lex Licinia Mucia. Они столь мало популярны и причиняют такой вред самим судьям, что к концу лета все как один постарались свернуть расследование, не особо выискивая предлоги. Неплохой предлог, однако же, не заставил себя ждать: салассы, бренны и реты взялись тревожить набегами Италийскую Галлию в нижнем течении реки Пад, чем создали хаос между озером Бенак и долиной салассов — то есть в средней и западной частях Транспадонской Галлии. Сенат поспешил объявить чрезвычайное положение и свернуть законные репрессии против незаконных граждан. Все новоиспеченные судьи слетелись назад в Рим, радуясь, как дети. Видимо, в отместку за свои страдания они скоренько проголосовали за то, чтобы отправить к месту событий самого Красса Оратора, дабы он и его армия разметали восставшие племена или хотя бы выбили их из цивилизованных краев. Красс Оратор менее чем за два месяца добился поставленной цели.

Несколько дней назад Красс Оратор вернулся в Рим и привел армию на Марсово поле, поскольку войско, по его словам, провозгласило его на поле боя императором, и он хочет отпраздновать триумф. Кузен Красса Квинт Муций Сцевола, правивший в его отсутствие один, получив депешу от вставшего лагерем полководца, немедленно созвал в храме Беллоны заседание Сената. Однако о запрошенном триумфе речи не шло.

«Ерунда! — сразу сказал Сцевола, — Это же смехотворно! Чтобы кампания по усмирению дикарей стала причиной триумфа?! Пока я сижу в курульном кресле консула, этому не бывать! Как мы можем, почтив двух заслуженных военачальников калибра Гая Мария и Квинта Лутация Катула Цезаря одним триумфом на двоих, так же славить человека, победившего в том, что нельзя назвать войной? Он не дал ни единого сражения! Нет, он не достоин триумфа! Старший ликтор, ступай к Луцию Лицинию и скажи ему, чтобы он отпустил войско в капуанские казармы, а сам явил свою жирную тушу в границах померия, где от нее может быть хоть какая-то польза!»

Вот так! Наверное, Сцевола встал не с той ноги или его выпихнула из постели жена, что по последствиям то же самое. Одним словом, Красс Оратор распустил войско и явил свою жирную тушу там, где требовалось, однако пользы так и не принес. Он сказал своему кузену Сцеволе все, что о нем думает, хотя ничего этим не добился.

«Ерунда!» — прервал его Сцевола. (Знаешь, Луций Корнелий, порой Сцевола напоминает мне принцепса Сената Скавра в его молодые годы.) «Как ты ни дорог мне, Луций Лициний, — продолжал он, — но одобрить лжетриумф я не могу!»

В итоге кузены друг с другом не разговаривают. Это не делает жизнь Сената легче — они все же консулы. Впрочем, знавал я пары консулов, которые ладили еще меньше, нежели это виделось Крассу Оратору и Сцеволе в страшных снах. Со временем все утрясется. Я лично сожалею, что они не поссорились до того, как изобрели lex Licinia Mucia.

Поделившись с тобой этой безделицей, я прямо не знаю, о чем бы еще рассказать. Форум в эти дни дремлет.

Однако тебе стоит узнать, что мы в Риме наслышаны о тебе. Тит Дидий — я всегда знал, что он достойный человек, — все более лестно отзывается о тебе в своих посланиях Сенату.

В этой связи я бы настоятельно советовал тебе вернуться в Рим под конец следующего года, чтобы выставить свою кандидатуру на преторских выборах. Метелл Нумидийский Свинка давным-давно мертв. Катул Цезарь, Сципион Назика и принцепс Сената Скавр погрязли в попытках следовать закону Лициния Муция, хотя от него происходят одни неприятности. Гаем Марием и всем, что его касается, мало кто интересуется. Избиратели созрели для того, чтобы проголосовать за кого следует, тем более что таковых сейчас явный недобор. Луций Юлий Цезарь в этом году без всякого труда стал городским претором, а брат Аврелии Луций Котта — pretor peregrinus. Полагаю, что по авторитету ты превосходишь обоих. Тит Дидий вряд ли воспрепятствует твоему отъезду, ведь ты пробыл при нем дольше, чем это принято у старших легатов: к осени следующего года исполнится как раз четыре года, в самый раз!