Тень драконьего крыла - Ирина Матлак

Набрав побольше воздуха, как будто собиралась нырнуть, я затаила дыхание, чуть подалась вперед и растворилась в темных глазах.

Некоторое время ничего не происходило, но постепенно все постороннее размывалось, оставляя фокус лишь на них – глубоких, почти черных, подсвеченных не то каминным пламенем, не то внутренним огнем. Я погружалась в них все больше, на смену собственным мыслям медленно, но верно приходила пустота, которую в какой-то момент стал неуловимо наполнять образ. Ночное небо, освещенное луной, россыпи звезд и простирающиеся внизу облака, кажущиеся дымчатой невесомой долиной. Ветер, полет, восторг… Кажется, я уловила даже горько-свежий запах… А затем картина изменилась. Я почувствовала боль, падение, безрезультатную попытку встать. Перед глазами замелькали дирижабли, вызывающие глухую злость, толпы людей, пришедших посмотреть на какое-то шоу… Драконьи гонки? Глухая ярость, темнота, а потом – решительность и сосредоточенность.

Кажется, я на какое-то время отключилась, потому что в себя пришла, уже лежа на диване. Придерживая мою голову, Шайрэн заставлял меня пить вино. Как ни странно, сработало практически моментально – головокружение и подкатившая к горлу тошнота быстро прошли.

Приподнявшись на локтях, я растерянно посмотрела на лорда, а вот он смотрел на меня задумчиво, даже озадаченно.

– Что это было? – севшим голосом спросила у него.

– То, чего я не показывал, – предельно серьезно и как-то напряженно ответили мне. – Ты снова забралась слишком далеко. Практически вызвала у меня воспоминание.

– Расскажешь? – Вопрос был риторическим, поскольку я не сомневалась, что увидела нечто слишком личное, о чем рассказывать мне точно не станут.

Тем не менее эта уверенность не оправдалась. Тоже выпив вина, Шайрэн задумчиво повертел в руках опустевший бокал и произнес:

– Много лет назад в моей жизни произошло событие, сильно на меня повлиявшее. Я потерял того, кто был мне безмерно дорог. После этого на целый год утратил способность обращаться. Это было нечто вроде психологического барьера, который мне не удавалось преодолеть. От невозможности летать я чувствовал себя… плохо.

Мое сердце болезненно сжалось. Он говорил сухо, но я чувствовала, какая за этим скрывается боль – давняя, погребенная глубоко внутри, но так до конца и не прошедшая.

– И тогда ты начал летать на дирижабле? – не столько спросила, сколько констатировала я.

Шайрэн кивнул:

– Обзавелся личным аппаратом, прошел курсы пилотирования. Мало кто знал, почему я это сделал, – о моих проблемах с оборотом были осведомлены единицы.

А теперь число этих «единиц» пополнила я. Даже не знала, что сказать в ответ на такое откровение и как к нему относиться. Неожиданно для себя поняла, что его доверие мне более чем приятно и невероятно ценно.

Возможно, это уже переходило все границы дозволенного и я лезла совершенно не в свое дело, но не спросить не могла:

– Тот, из-за потери которого ты на время утратил возможность обращаться… Это ребенок? Тот мальчик, которого я видела в твоих мыслях?

Шайрэн перевел на меня пристальный взгляд, от которого я едва не вздрогнула, и, несколько долгих мгновений помолчав, подтвердил:

– Мой сын.

Я это предполагала, но слова все равно удивили. Хотелось узнать подробности, только вот весь облик лорда говорил, что дальнейшие расспросы будут неуместны и ответов я не получу.

В горле внезапно пересохло, и я негромко прокашлялась. Когда не помогло, дотянулась до бокала, сделала еще глоток, но стало только хуже. Несмотря на то что на мне были надеты всего лишь легкая ночная сорочка и халат, вдруг стало нестерпимо жарко. На коже выступила испарина, внутри все скрутило тугим узлом, по телу разлилось теплое томление, сосредоточившееся где-то внизу живота. Как-то отстраненно заметила, что мое дыхание стало рваным. Перед глазами все поплыло, и взгляд вновь сконцентрировался на сидящем рядом со мной лорде.

Соображалось плохо. Все внятные мысли сдулись, словно воздушные шарики, зато чувства… точнее, одно определенное чувство усилилось, затмив собой весь мир.

Шайрэн медленно обернулся ко мне, и я увидела в его глазах отражение собственных желаний. Мозг отключился окончательно, я не понимала вообще ничего, только до дрожи, до невыносимости хотела дотронуться до него, ощутить вкус губ, который отлично помнила, почувствовать его обжигающие прикосновения…

Момент, когда все это осуществилось, прошел мимо меня. Только-только нас разделяло значительное расстояние, и вот Шайрэн уже навис надо мной, буквально впечатал в диван, и его губы властно смяли мои.

Это было настоящее безумие, но в тот момент я совершенно этого не сознавала. Тянулась к нему, обвивала руками шею, льнула всем телом, желая немедленно избавиться от треклятой, разделяющей нас ткани. Как мой халат оказался на полу – не знала. Как за ним последовала его рубашка – тоже. Я просто растворялась в этом мужчине, плавилась, сгорала в не обжигающем огне и жаждала, до сумасшествия жаждала большего, немедленно…

Когда, резко оторвавшись от меня, Шайрэн сквозь зубы хрипло процедил какое-то ругательство, меня накрыло разочарованием и недоумением. Задержка раздражала, воспринималась неправильной, и я сама снова потянулась к нему, коснулась губами плотно сжатых губ и, дождавшись яростного отклика, смешанного с вырвавшимся стоном, возликовала.

А потом Шайрэн вновь с явным трудом отстранился, посмотрел на меня теперь уже абсолютно черными глазами и сдавленно выдавил:

– Вино…

Я не хотела его слушать – о чем он говорит? Пусть снова поцелует, прижмет к себе, заскользит руками по разгоряченной коже…

То, что происходило дальше, воспринималось не иначе как сюрреалистический сон. Раздался звук открывшейся двери, Шайрэн резко обернулся в ту сторону, и я затуманенным взглядом посмотрела туда же. В тот момент, когда сознанию удалось идентифицировать вошедших престолонаследника и самого правителя, охватившее меня наваждение схлынуло так же внезапно, как пришло, оставив после себя слабость и еще не до конца угасшие искры желания. Шайрэн резко поднялся на ноги, а я, сгорая от запоздало накрывшего стыда, поправила сползшую ночную сорочку. В голове по-прежнему была какая-то каша, мысли путались, и совершенно не верилось, что все происходит на самом деле. Происходит со мной.

Губы горели и слегка покалывали, пальцы дрожали. Все, кто находился в комнате, застыли, словно изваяния, что только усугубило накалившуюся до предела напряженную атмосферу. Происходящее напоминало сцену из немого кино. И чем дольше затягивалось молчание, тем явственнее я понимала, что ничем хорошим это кино не закончится.

В личном кабинете Инара Райхара, куда доступ был открыт лишь избранным приближенным лицам, находились трое. Один из них – непосредственно хозяин кабинета, выстукивающий пальцами по крышке стола нервную дробь, второй – его сын, замерший у окна и созерцающий простирающийся за ним пейзаж, и Шайрэн, стоящий напротив правителя.