Курская битва. Огненная дуга - Александр Михайлович Золототрубов

— Генерал-полковника Моделя надо крепко ударить, чтобы он повернулся спиной к нашим войскам, — вполне серьёзно объяснил генерал Антонов.

— То есть стал бы, говоря по-русски, драпать? — усмехнулся Сталин.

— Так точно! — После паузы Антонов добавил: — Модель хитрый вояка и кровожадный генерал.

Сталин прошёлся по кабинету вдоль стола, за которым сидел Антонов, разложив перед собой папку с документами и рабочей картой. Верховный остановился рядом с ним.

— Кто у нас начинает операцию «Кутузов»? — спросил он.

Антонов сказал, что 12 июля наступление начнут 11-я гвардейская армия генерала Баграмяна и все три армии Брянского фронта, а через день — соединения 50-й армии.

— По оценке маршала Жукова, — подчеркнул Антонов, — армия Баграмяна очень сильна и хорошо подготовлена к серьёзным боям. Георгий Константинович инспектировал эту армию. Хорошее впечатление на маршала произвёл и генерал Баграмян.

— Ну-ну, поглядим, как развернутся события, — улыбнулся в усы Сталин. — Не получилось бы так, что генерал Баграмян попросит у нас резервы.

— Не должно, товарищ Сталин, — коротко промолвил Антонов.

(Забегая вперёд, отметим, что 11-я гвардейская армия генерала Баграмяна хорошо проявила себя в операции «Кутузов». Верховный главнокомандующий не мог этого не заметить. 16 ноября 1943 года по его указанию генерал Антонов вызвал Баграмяна в Ставку. В те дни войска Красной армии вели широкое наступление на всём фронте — от Финского залива до Чёрного моря. Однако в Прибалтике наступление наших войск шло медленно, и объяснялось это рядом причин, главная из них — враг упорно сопротивлялся, сумел создать там равновесие сил.

Прилетев в Москву, Баграмян прибыл в Генеральный штаб к Антонову. Поздоровавшись, Иван Христофорович спросил:

— Скажите, Алексей Иннокентьевич, зачем меня вызвал Верховный?

Антонов добродушно улыбнулся.

— Приедем в Ставку, и там вам всё скажут.

«Знает, должно быть, но не говорит», — с грустинкой подумал Баграмян.

Антонов, Баграмян и начальник Оперативного управления Генштаба Штеменко вошли в кабинет Сталина. У вождя было хорошее настроение. Он подошёл к Баграмяну и тепло поздоровался с ним за руку. Вскинув на генерала пытливый взгляд, он спросил:

— Как долетели в Москву?

— Всё хорошо, вот только всю дорогу думал, зачем вдруг я понадобился?..

— Вы же сражаетесь с фашистами в Прибалтике, а там у нас дела идут неважно, — сказал Сталин. — Наступление затормозилось. Поэтому Ставка предпринимает сейчас ряд мер, чтобы выправить положение. Надо усилить 1-й Прибалтийский фронт за счёт соседа (2-го Прибалтийского фронта. — А. 3.)

«Но я-то тут при чём?» — едва не сорвалось с губ Баграмяна.

— Но этого, очевидно, мало, — подчеркнул Сталин. — Ваша 11-я гвардейская армия сильная и неплохо себя зарекомендовала. Думаем и её отдать генералу Ерёменко. А вас хотим назначить командующим фронтом вместо него. Как вы на это смотрите?

Баграмян заметно растерялся, как-то смешался, слегка покраснел, но ответил твёрдо:

— Благодарю за доверие, товарищ Сталин, постараюсь его оправдать.

— А на армию вместо вас поставим тоже опытного командующего — генерала Чибисова...

«Попыхтев несколько раз трубкой, пока табак разгорелся, — вспоминал генерал Штеменко, участник этих событий, — И. В. Сталин обернулся к молчавшему Баграмяну.

— Что же вы молчите? — сказал он. — Или имеете что-то против Чибисова?

Баграмян ещё более смутился, но потом ответил:

— Нет, товарищ Сталин, что вы, ничего не имею... Это опытный командир. Когда он был генерал-лейтенантом, я был всего-навсего полковником. А теперь Чибисов уже генерал-полковник и Герой Советского Союза. Я буду с ним чувствовать себя как-то неудобно. Нельзя ли командармом назначить кого-нибудь другого, ну, например, генерал-лейтенанта Галицкого?

И. В. Сталин внимательно посмотрел на Баграмяна.

— Будь по-вашему... Подготовьте директиву о назначении Баграмяна и Галицкого, — коротко бросил он нам и, подойдя к торцу стола, нажал кнопку.

Вошёл Поскрёбышев.

— Подготовьте постановление Совнаркома о присвоении звания генерала армии Баграмяну, — сказал ему Сталин.

Поскрёбышев сделал заметку в блокноте, но не ушёл, зная манеру И. В. Сталина отдавать распоряжения не спеша. Сталин опять помолчал и снова отправился к письменному столу, чтобы разжечь потухшую трубку.

— А Штеменко не легче будет работать, если мы ему присвоим звание генерал-полковника? — раскурив трубку, спросил он Антонова.

— Конечно, легче, товарищ Сталин, — ответил тот, — ведь ему приходится иметь дело даже с маршалами, и он часто бывает на фронтах.

— По-моему, надо ещё Говорову присвоить звание генерала армии. Ему в Ленинграде тоже нелегко.

Мы промолчали.

— Подготовьте постановление на всех троих — сказал Верховный главнокомандующий Поскрёбышеву.

Тот кивнул и исчез за дверью».

А спустя три дня, 19 ноября, Сталин подписал директиву о назначении генерала армии Баграмяна командующим 1-м Прибалтийским фронтом. 11-ю гвардейскую армию принял генерал Галицкий. — А. 3.)

Но вернёмся к событиям на фронте.

За два дня упорных боёв (12-13 июля) наши войска вклинились в оборону гитлеровцев от 8 до 25 километров, и как говорил генерал Антонов, отличились соединения 11-й гвардейской армии генерала Баграмяна. Они охватили вражескую группировку в районе Волхова с северо-запада и запада и продвинулись на юг, поставив под угрозу пути отступления противника из Орловского выступа. 2-я танковая армия немцев стала нести большие потери, и чтобы предотвратить разгром всей армии, немецкое командование срочно перебросило в её полосу из состава 9-й армии 4-ю танковую и моторизованную дивизии. Это облегчило войскам Центрального фронта выполнение задачи.

Маршал Жуков немедленно позвонил по ВЧ генералу армии Рокоссовскому.

— Давай, Костин, пришёл твой черёд. Когда начнёшь наступление?

— Завтра на рассвете, 15 июля, — грустно ответил Рокоссовский. — Фактически без передышки, тогда как мои три армии нуждаются в пополнении и в отдыхе. Но ни того, ни другого им не было дано.

— Будем отдыхать, когда генерал Модель получит сполна, — усмехнулся Жуков в трубку.

Но Рокоссовскому было не до смеха. Его беспокоило, что наступление шло медленно и тяжело, войска продвигались черепашьим ходом, и это злило комфронта, вызывало в нём чувство неудовлетворённости собой. Фашисты хотя и отходили, но отчаянно контратаковали, бросая в бой танки.

Рокоссовский отмечал: причина заключалась в том, что «была проявлена излишняя поспешность, которая, по-моему, не вызывалась сложившейся обстановкой. В результате войска на решающих направлениях выступили без достаточной подготовки. Стремительного броска