Книга нераскрытых дел - Симона Сент-Джеймс

на это купились? Не знаю, обижаться мне или смеяться.

– Попробуйте все сразу.

Я воспользовалась одним из приемов, позаимствованных у Бет. Она имела в виду статью, только что появившуюся на сайте Си-эн-эн, в которой я упоминала анонимный источник, намекнувший мне, что в 1978 году Бет, возможно, убила единоутробную сестру.

– Один черт. – Бет разговаривала не как женщина за шестьдесят, а как двадцатитрехлетняя девушка, какой была в семидесятых. – И еще я видела «60 минут». Пытаетесь сыграть на струнах моего сердца?

В программе «60 минут» вышло интервью со вдовами и выросшими детьми Томаса Армстронга и Пола Верхувера. Обе женщины рассказывали, какой катастрофой стала для них гибель мужей.

– Нет, это все Майкл, – ответила я Бет. – Вы это прекрасно знаете. У вас нет сердца.

– У вас тоже.

Я улыбнулась, погладив недовольную морду Уинстона Мурчилля.

– У меня есть сердце, Бет. Просто я его вам не показываю. Как Лили? Я не видела ее с тех пор, как она столкнула меня со скалы.

– Ну, вы и сука. – Голос Бет звучал ровно. – Я это поняла, когда впервые увидела вас в парке и заподозрила, что вы меня преследуете. Я поняла, что вы станете занозой в моей старой заднице.

Я откинулась на подушку.

– Если я доставляю вам столько неприятностей, зачем вы мне звоните?

– Потому что Рэнсом умер.

Я умолкла, вглядываясь в темноту. Интересно, что я должна чувствовать? Грусть, гнев, жалость? Попробуй все сразу.

– Мне очень жаль. – Эту фразу мы используем, когда не знаем, что сказать. Она никого не утешает.

Бет тоже молчала, явно собиралась с мыслями. Я никогда не видела, чтобы она сильно переживала, а уж тем более настолько, чтобы слова застревали в горле. Как теперь. Я ждала.

– Ладно. – Голос Бет был напряженным. – Думаю, это не так важно. Есть и другие адвокаты. Собственно, он передал меня своему преемнику. Я еще поборюсь. Итак, каким будет ваш следующий шаг?

– ДНК, – ответила я.

– Вероятно, вы будете разочарованы, когда узнаете, что в 1977 году у меня не брали анализов. Тогда определяли только группу крови. Но у меня не брали кровь, потому что не с чем было ее сравнивать.

– Теперь есть.

– Мой адвокат пытается этому помешать.

– Он проиграет.

Когда мы впервые разговаривали с Бет посреди ночи, у меня возникло странное ощущение. Вообще-то, мы с ней были врагами. Я пыталась упечь ее в тюрьму за убийство Лили. Но она позвонила мне, и мы спорили так, словно сидели у нее в гостиной.

Я не знала, зачем мы это делаем. Меня вел инстинкт. Бет понимала мою одержимость этим делом, потому что сама была его центральной фигурой, одержимой им не меньше моего. А еще, конечно, Лили. Никто не знал Лили так, как мы с Бет. Никто не видел ее, не чувствовал ее присутствия, как мы. Объяснить это было невозможно, что облегчало мне жизнь: я могла ничего не объяснять.

– Джошуа с вами не разговаривает? – спросила я.

– Джошуа больше никогда не будет со мной разговаривать, – ответила Бет, – но вы это и так знаете. Кстати, как он?

– В полном порядке. Злой и решительный, но в порядке. Не хочет признавать, что он пенсионер.

– Потому что никакой он не пенсионер. Хоть и на пенсии. Я рада, что подбросила ему новое дело и он снова может стать «белым рыцарем». Он всегда был счастлив, когда отправлялся в очередной крестовый поход.

– Что вы сделали с пепельницей? – спросила я.

– Она по-прежнему в доме. Я раз десять пыталась ее выбросить, но Лили не позволила. Пепельница всегда возвращается и перемещается по дому. Когда вы приходили, она была в гостиной. Вы ее видели.

Я вспомнила пепельницу, большую и тяжелую. Мне еще подумалось, что она размером с голову ребенка. И показалось странным, потому что Бет не курила. Этой пепельницей она с силой ударила Лили по голове – со страшной силой. Наверное, на черепе остался след.

– Все это время вы ни разу не уезжали из города, – сказала я.

– Думаете, я не пыталась? – Бет рассмеялась, но смех был невеселым. – Я паковала чемодан, а она его распаковывала. Я выбрасывала вещи, а она приносила их назад. Я десятки раз садилась в машину без вещей, только в том, что на мне надето, пытаясь сбежать. И всегда возвращалась к дому. Верите вы или нет, но это правда. – Она помолчала. – Я больше не хочу этого делать, Шей. Я знаю, что здесь меня считают преступницей, и смирилась с этим. Но я платила по счетам – платила и платила. Тюрьма могла бы стать для меня облегчением. Знаете, почему я звоню вам в час ночи? Потому что, несмотря ни на что, вы единственный человек, с которым я могу поговорить.

То же самое я только что подумала о ней, но не собиралась в этом признаваться.

– Сообщить мое имя прессе – ловкий ход, – заметила я. – Я не говорила, что меня уволили?

– Увольнение не единственное, за что вы должны меня благодарить.

От удивления я села на кровати.

– Благодарить? За что?

– За то, что я вас разбудила – окончательно. Просто удивительно, на что вы способны, когда не плететесь по жизни как лунатик, правда?

Я подумала о своей теперешней жизни – о карьере писателя, о наших отношениях с Майклом, о теплоте в отношениях с Эстер. Я учусь водить машину и перестала все время прятаться в своей квартире. Тем не менее все это заслуга не только Бет Грир.

– Вы не изменили мою жизнь, Бет. Это сделала я.

– Знаете, что интересно? – спросила Бет. Тон ее снова стал властным, словно она меня не слышала. – Джошуа Блэк со мной не разговаривает, но я спасла ему жизнь. Я до сих пор уверена, что Лили убила бы его, будь у нее такая возможность. Но Лили исчезла, и он тридцать лет ловил преступников. Убийц. Вроде того, который пытался убить вас.

Я молчала, не зная, что сказать.

– Спокойной ночи, Шей, – попрощалась Бет и отключилась.

Глава 47

Восемь месяцев спустя

Канун Рождества 2018

ШЕЙ

В день, когда закончилась эта история, я была в аптеке, стояла в очереди, чтобы купить аспирин.

На улице лило. В новостях предупреждали о метели и ледяном дожде, рекомендовали оставаться дома и встретить Рождество с семьей. Я так и собиралась поступить – хотела провести следующие два дня с Майклом: потягивать вино и смотреть телевизор, держа на коленях Уинстона Мурчилля. И выйти из дома только для того, чтобы навестить Эстер, Уилла и моего новорожденного племянника Зака. Это был безумный, трудный и чудесный год, и