Фулгрим. Образы предательства - Грэм Макнилл

Голоса немедленно смолкли и фонокастеры поперхнулись своей псевдомузыкой.

Бракстон взволнованно осмотрелся, но во всей огромной зале не было видно никого, кроме самого посланника.

— Можешь войти! — прозвучал властный, но вместе с тем приятный и музыкальный голос. Ормонд едва ли не на цыпочках направился к центральной комнате, ожидая увидеть там Примарха и, скорее всего, кого-нибудь из старших Капитанов. С другой стороны, даже лорд-коммандеры навряд ли бы осмелились вести разговор со своим повелителем в столь грубом тоне.

Как можно незаметнее Бракстон вошел в покои Фулгрима и тут же замер на месте, пораженный увиденным.

Примарх — не узнать его было невозможно — нервно расхаживал по комнате, полностью обнаженный, если не считать фиолетовой набедренной повязки, и размахивал в воздухе сверкающим серебряным мечом. Плоть Фулгрима напомнила Ормонду драгоценный мрамор, на бледной коже пульсировали темные жилки и вздутые вены, а лицо… Его выражение казалось полубезумным, одержимым, Примарх походил на наркомана с нижних уровней терранского улья.

В покоях Фулгрима творился жуткий кавардак, повсюду валялись осколки мрамора, видимо, отколотые с разрисованных стен. В дальнем углу стояла огромная картина, ростом с Примарха, но изображение на холсте закрывалось от взгляда Бракстона каким-то барельефом.

Тяжелая вонь от загнившей пищи висела в комнате, и даже благовонные масла не могли заглушить запах горелого мяса.

— О, посланник Бракстон! — вдруг выкрикнул Фулгрим. — Как хорошо, что ты пришел!

Ормонд, умело скрыв изумление, вызванное состоянием самого Примарха и его покоев, склонил голову в низком поклоне.

— Для меня честь предстать перед вами, мой господин.

— Вздор! — отмахнулся Примарх. — Я непростительно грубо вел себя последние дни, посланник. Прости, что заставил ждать, но вот уже несколько недель, с тех пор, как Дети Императора покинули Аномалию Пардус, я не допускал в свои покои даже ближайших советников.

Могучая фигура Фулгрима возвышалась над Бракстоном, и он почувствовал, что испытывает почти физическое давление, глядя снизу вверх на столь великолепное существо. Впрочем, опытный дипломат все же нашел в себе силы как-то успокоиться и вновь обрести дар речи:

— Я принес вести с Терры, и должен изложить их вам, мой господин.

— Конечно, конечно, — оживленно закивал Фулгрим, — но сперва, дорогой мой Бракстон, окажите-ка мне одну большущую услугу!

— Рад служить, господин мой, — поклонился Ормонд, приметив, что руки Примарха испещрены белыми шрамами от ожогов. Что могло причинить вред столь грозному и могучему созданию?

— Какую услугу я должен буду оказать вам?

Фулгрим, спрятав клинок, с размаху хлопнул Бракстона по плечу, заставив посланника пригнуться, и повел его к огромному холсту в углу своих покоев. Примарх шагал столь широко, что Ормонду пришлось перейти на бег трусцой, хотя вся его обширная фигура отчаянно сопротивлялась, а пот заливал глаза. Утерев лысину на бегу надушенным платком, Бракстон увидел, что они наконец добрались до картины, и Фулгрим с гордым выражением на лице разворачивает её холстом к нему.

— Что думаешь, посланник? Правда, жутко похоже, аж пробирает?!

В ужасе открыв рот, Ормонд смотрел, не в силах отвести взгляд, на образ, воплощенный на картине. Действительно жуткий портрет изображал воина в полном доспехе, ярко прорисованного всевозможными невероятными оттенками, сырыми, аляповатыми мазками… красок? Красок ли? Уж слишком отчетливая вонь шла со стороны холста. Ужас и омерзение Ормонда усилились, когда он сообразил, что изображен на картине не кто иной, как Примарх Детей Императора, нарисованный столь гадко, что казалось невозможным, как кто-нибудь мог решиться на подобное унижение прекрасного Фулгрима.

Даже не будучи знатоком искусств, Бракстон понял, что перед ним — вульгарная и омерзительная мазня, грязное оскорбление, нанесенное Примарху. Осторожно глянув в лицо Фулгрима, посланник попытался отыскать на нем признаки розыгрыша или непонятной шутки, но в чертах Примарха угадывалось лишь несомненное преклонение перед гнусной картиной.

— Вижу, ты потерял дар речи, — одобрительно сказал Фулгрим. — И я не удивлен. Ведь это же только что завершенная работа самой Серены д’Ангелус, и тебе оказана честь увидеть её прежде первого публичной демонстрации, что произойдет на представлении госпожи Кински. Эта Маравилья будет показана в недавно перестроенной Ла Венице, и её запомнят надолго, клянусь тебе!

Ормонд Бракстон просто кивнул в ответ, боясь слов, которые могли бы сорваться с его губ. Ужас, внушаемый ему портретом, становился просто невыносимым, цвета, казалось, понемногу выходили за пределы человеческого восприятия, а мерзкая вонь от «красок» вызывала рвотные позывы.

Посланник медленно отошел от картины, зажимая нос и рот надушенным платком, и Фулгрим не торопясь последовал за ним, лениво помахивая мечом.

— Господин мой, могу ли я… — пробормотал Бракстон.

— Что? Ах, да, конечно! — ответил Фулгрим, явно не слушая посланника… или слушая кого-то иного? — Ты говорил, у тебя какие-то новости с Терры, верно?

Собрав силы в кулак, Ормонд начал:

— Да, мой господин, послание от самого лорда Сигиллайта…

— Ну, и что новенького у старикана Малкадора? — перебил Фулгрим, и Бракстона шокировала грубость и неуважение, проявленные к старейшему и любимейшему советнику Императора.

— Прежде всего, касаемо Лорда Магнуса с Просперо. До сведения Императора, возлюбленного всеми, дошли известия о том, что, в нарушение постановлений Никейского Совета, Лорд Магнус продолжает свои странные исследования в Имматериуме.

Фулгрим рассеянно кивнул и вновь зашагал туда-сюда, бормоча под нос:

— Ещё бы он не перестал, я знаю Циклопа лучше других. Дураки! Сколько бы капелланов не назначили присматривать за Тысячью Сынов, Магнус наплюет на них, несомненно. Он обожает играться с тайнами Имматериума, как дети любят баловаться с огнем.

— Вы правы, — кивнул Бракстон. — И лорд Сигиллайт приказал Волкам Фенриса доставить Магнуса на Терру, где тот встанет пред лицом Императора и выслушает Его приговор.

Замерев на миг, Фулгрим повернул голову к мерзкой картине и пару раз кивнул, словно соглашаясь с невидимым и неслышимым собеседником.

— Постой, так что же выходит? Магнуса… обвиняют в преступлении? — недовольно спросил Примарх, словно гнев в отношении посланника мог чем-то помочь его брату.

— Более мне ничего неизвестно, господин мой, — смиренно ответил Бракстон. — Только то, что Леману Руссу и его Космическим Волкам приказано любой ценой вернуть Магнуса на Терру.

Фулгрим кивнул, явно расстроенный новостью.

— Ты сказал «прежде всего». Какие ещё неприятные вести у тебя остались?

Ормонд понял, что должен как можно тщательнее подбирать слова, поскольку то, о чем он собирался рассказать, действительно могло вывести Примарха из себя.