Отказаться от клыков - Кэти Лав

Он увидел ее, лежащую на верхней ступеньке трейлера. Над ней возвышался мужчина, который делал ей больно. Увидев, как тот занес руку для очередного удара, Кристиан бросился вперед.

Он даже не чувствовал, как солнечные лучи сжигают его обнаженную спину, как вздуваются волдыри и отслаивается кожа. Единственной его мыслью было добраться до Джоли, защитить ее.

Двигаясь тяжело и неуклюже, Кристиан все же преодолел расстояние между трейлерами и, схватив мужчину на рубашку, оттащил его от Джоли. К несчастью, на солнце он утратил свою силу и ловкость, и оба мужчины покатились кубарем вниз по металлической лестнице.

Оказавшись на земле, нападавший приподнялся, готовясь к драке, и Кристиан только сейчас разглядел его лицо. Вэнс. Ну конечно же, этот ублюдок. Тот потрясенно замер, увидев Кристиана. Кристиан знал, что с обожженной кожей, весь покрытый волдырями, он выглядит ужасающе.

Вэнс отшатнулся, попытался уползти, перебирая конечностями, словно испуганный краб, но Кристиан, которому удалось встать — хоть это движение отняло у него большую часть оставшихся сил — удержал его. Не обращая внимания на свинцовую тяжесть усталости, он схватил Вэнса за рубашку, рывком вздернул на ноги и ударил кулаком в лицо, разбивая в кровь губы и нос.

— Если ты еще раз приблизишься к Джоли, я тебя убью. Ты слышишь?

Голос его был грубым и отрывистым.

Вэнс не ответил. Кристиан разжал пальцы, и тот бесформенной кучей без сознания свалился на землю. Кристиан тоже упал. Он пытался встать, подойти к Джоли, но солнце уже украло его силы и теперь крало жизнь. Ему удалось снова подняться на ноги, но колени подогнулись, и он рухнул в грязь. Кристиан попробовал еще раз, но не смог. Он умирал.

Уткнувшись лбом в землю, он только сейчас почувствовал тяжелый запах своего сожженного тела, услышал шипение горящей кожи. Рядом раздался тихий страдальческий всхлип, и Кристиан ощутил на своей спине руку Джоли — столь блаженную прохладу на опаленной плоти.

Он вздохнул.

— Кристиан. О Боже, Кристиан. Пожалуйста, вставай. — Джоли потянула его в трейлер.

Сперва он даже не пытался. Однако ее рывки становились все более отчаянными, и он подумал, что она может что-нибудь себе повредить. Собрав остатки сил, он смог приподняться, и Джоли, подхватив его под руки, поволокла к лестнице.

После долгих усилий ей наконец удалось затащить его на кухню, а затем по коридору в спальню. Оставив его на полу, она бросилась задергивать шторы, а потом попыталась поднять Кристиана на кровать. Однако у него совсем не осталось сил, чтобы помочь ей, а она была слишком слабой.

Она упала на пол возле него и принялась гладить по лицу, по волосам.

— О, Кристиан…

— Боишься, да? — удалось ему прохрипеть.

— Нет, — затрясла она головой. — Нет.

Джоли вскочила на ноги:

— Я должна позвать твоих братьев.

Кристиан схватил ее за руку, но обгоревшие пальцы слишком отвратительно смотрелись на гладкой коже, и он отпустил ее.

— Нет. С ними случится то же самое.

Она замешкалась, но все же кивнула:

— Но тебе нужно к врачу.

— Он не поможет.

— Что мне сделать? Тебе нужна помощь.

— Поздно, — выдохнул он.

Джоли затрясла головой, пытаясь сдержать стоны отчаяния, рвущиеся с губ. Нет, он не может умереть. Не может. Но видя эти страшные ожоги, она понимала, что ему не выжить.

— Прости, — шептала она, — прости, что не верила тебе.

Кристиан чуть покачал головой, словно говоря, что это не имеет значения. Его некогда красивые, а теперь потрескавшиеся и обожженные губы сложились в улыбку.

— Зато я тебе доказал.

Джоли понимала, что он пытается шутить, но, задыхаясь от рыданий, была не в силах рассмеяться. Она не может потерять своего мужчину. Мужчину, который рисковал жизнью, чтобы спасти ее — женщину, заявившую, что он сумасшедший, не доверявшую ему после всех тех удивительных вещей, что он для нее сделал. И вот теперь он умирал — из-за нее.

Он поднял обожженную руку, не касаясь, лишь указывая на ее лицо.

— Ты вся в синяках.

Как он может переживать из-за нее? Из-за пары синяков, которые легко заживут. Ведь он умирает. Сердце сжалось в груди, дыхание перехватило.

— Кристиан… Должен же быть какой-то способ, чтобы спасти тебя.

Он покачал головой:

— Нет.

— Я не могу тебя потерять. Я люблю тебя.

Он улыбнулся:

— Я тоже тебя люблю.

Его глаза закрылись.

Она беспомощно огляделась, словно в надежде найти в своей комнате что-нибудь, что сумеет его спасти. Может, что-то и правда здесь есть. Может, это она может его спасти?

— Что, если ты выпьешь крови? Это тебе поможет?

Его глаза вновь открылись.

— Нет, — ответил Кристиан, но в светлых глубинах мелькнуло что-то такое, и Джоли поняла, что права. Она может спасти его своей кровью.

— Ты должен меня укусить.

— Нет. Надо слишком много.

— Это меня убьет? Или обратит?

— Обратит, — ответил он. — Но я не могу.

У нее упало сердце. Он же не мог кусаться. Он ведь говорил ей. Она не сумеет его спасти так, как он спас ее.

Джоли задыхалась, гладя его обожженное лицо. Она не могла ничего сделать. Она теряла мужчину, которого любила.

Чувствуя себя беспомощной, она смотрела на него сверху вниз.

— Не плачь.

До этого Джоли не осознавала, что по ее щекам катятся слезы.

— Тогда не оставляй меня, — умоляюще прошептала она. — Пожалуйста.

Он кивнул, хотя она поняла, что он просто пытается ее успокоить.

Джоли просунула руку Кристиану под спину, чтобы приподнять его, и прижала к своей груди. Зарывшись лицом в его волосы, она беспомощно зарыдала. Кристиан подвинулся, его губы прильнули к основанию ее шеи.

— Нет, — прошептал он.

— Останься со мной. Сделай меня такой же, как ты. Я хочу провести с тобой вечность.

Кристиан не двигался, и Джоли испугалась, что уже все кончено. Но потом она почувствовала, как губы скользнули по ее шее. Затем неожиданный укол, сменившийся огромным всепоглощающим наслаждением. И пустота.

Проснувшись, Джоли поняла, что лежит в постели. Она вскочила, озираясь и почти ожидая, что Кристиана не окажется рядом, что все случившееся — жуткий кошмар.

Но потом она увидела его. Он стоял на пороге комнаты, одетый лишь в пыльные черные брюки, но грязь оказалась единственным признаком реальности произошедшего. Кожа, которую она помнила обожженной и обугленной, вновь была идеально гладкой и золотистой.