Фехтмейстер - Владимир Свержин

— Поздравляю вас, М-михаил В-васильевич! Даю слово, я никому не скажу.

Генерал Алексеев еле заметно усмехнулся в усы и пробежал взглядом текст шифрограммы.

«ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС НАЗНАЧЕНИЕМ ПОСТ НАЧАЛЬНИКА ШТАБА СТАВКИ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ТЧК ПРИКАЗ УЖЕ ПОДПИСАН ЗПТ ПРОШУ ВАС ПОКА ДЕРЖАТЬ ЕГО СЕКРЕТЕ ТЧК ГОСУДАРЬ БУДЕТ СТАВКЕ ПОСЛЕЗАВТРА ТЧК ОН САМ НАМЕРЕН ОГЛАСИТЬ ВАШЕ НАЗНАЧЕНИЕ ТЧК БРАТСКИМ ПРИВЕТОМ НАЧАЛЬНИК ВОЕННО ПОХОДНОЙ КАНЦЕЛЯРИИ ЕИВ ГЕНЕРАЛ ЛЕЙТЕНАТ КНЯЗЬ ОРЛОВ».

— А шифровальщик-то у них в Походной канцелярии так себе. — Прапорщик Щеглов покрутил ладонью в воздухе, еще раз напоминая генералу о своем присутствии. — Ишь, «братским» с большой буквы написал, а ведь тут каждая буква дорогого может стоить.

Последняя фраза была услышана им не так давно в школе прапорщиков, и сейчас молодой офицер счел вполне уместным козырнуть ею перед высоким начальством, тем более что оное начальство пребывало в прекрасном настроении.

— Все правильно, мой мальчик. Все правильно. Ступай, ты принес хорошую новость, — блестя глазами из-за стальной оправы очков, промолвил генерал Алексеев.

Стоило шифровальщику скрыться за дверью, как расторопный адъютант его высокопревосходительства, точно по мановению волшебной палочки, возник в кабинете начштаба фронта.

— Ваше высокопревосходительство, генерал-лейтенант Мартынов прибыл. Вы его велели вызвать…

— Я помню, — кивнул генерал Алексеев. — Зови.

Он сел за стол и развернул перед собою потертую верстовую карту. Карта была трофейной и, увы, куда более подробной, нежели своя.

— Ваше высокопревосходительство! — послышался совсем рядом глубокий баритон с той интонацией, с какой обычно говорят люди волевые и полностью в себе уверенные. — Генерал-лейтенант Мартынов…

— Да полноте, Евгений Иванович, — махнул рукой начальник штаба. — Нам ли с вами козыряться? Присаживайтесь лучше, у меня к вам разговор имеется.

Генерал Мартынов не замедлил выполнить приказ начальника.

Уже несколько лет судьба была весьма неблагосклонна к этому отважному военачальнику. Внук солдата, получившего офицерский чин в швейцарском походе Суворова, сын офицера, он был одним из тех, к кому можно было применить строки Дениса Давыдова: «Я люблю кровавый бой, я рожден для службы царской».

Блестящий выпускник Академии Генерального штаба, автор многих работ по военной истории и стратегии, он отлично проявил себя в командных и штабных должностях во время русско-японской войны. Тогда он состоял начальником штаба 3-го Сибирского корпуса, который в ту пору возглавлял нынешний командующий Юго-Западным фронтом. В той неудачной для России войне корпус зарекомендовал себя прекрасно. И кузнецом его славы многие считали именно генерала Мартынова.

Карьера, открывавшаяся перед ним, казалась головокружительной: он был назначен начальником Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи. В этой должности за считанные годы можно было стать миллионщиком. Но генерал-лейтенант Мартынов предпочел иной путь. Его доклады о злоупотреблениях местного чиновничества, о поставке в армию недоброкачественных продуктов и фуража произвели крайне негативное впечатление в определенных столичных кругах.

Состязания между председателем Совета Министров и щепетильным генералом привело к отставке последнего без пенсии и запрещением на три года занимать государственные должности.

Война дала Евгению Ивановичу еще один шанс. В самом ее начале он успел побывать в Сербии военным корреспондентом, а затем, когда России понадобились боевые генералы, Ставка вспомнила и о нем. Однако до сего дня он продолжал оставаться «генералом для особых поручений» при бывшем начальнике, что бесило его несказанно.

— Евгений Иванович, — начал генерал Алексеев. — Я помню вас по Маньчжурии как храброго и очень дельного офицера. Не стану от вас скрывать, что, невзирая на возвращенный чин, наверху вас по-прежнему недолюбливают.

— Взаимно, — на правах боевого товарища вклинился в речь начальника генерал-лейтенант Мартынов.

— Знаю, — кивнул Алексеев. — Но, Евгений Иванович, нам с вами здесь не до столичных политесов. Нам Россию защищать нужно. Вы, как я помню, внук простого солдата, мой отец тоже выслужился из рядовых. Да, впрочем, одни ли мы таковы? Вон, к примеру, Деникин или Корнилов. Вы же знаете Корнилова?

— Да, он служил под моим началом в Маньчжурии.

Алексеев молча кивнул и продолжил:

— Я просил дать вам дивизию, но в Ставке делают вид, что меня не слышат.

— Вы что же, вызвали меня, чтобы сообщить это? — с иронией поинтересовался Мартынов.

— Нет, — никак не реагируя на тон подчиненного, ответил генерал Алексеев. — Я вызвал вас для того, чтобы дать чрезвычайное поручение. Не особое, а именно чрезвычайное. Поручение непростое и, не скрою, довольно противного свойства.

Глаза Мартынова заметно сузились.

— Я вас слушаю.

— Сегодня будет объявлено о вашем назначении генерал-квартирмейстером штаба Юго-Западного фронта. Приказ об этом, оформленный по всем правилам, уже готов. Завтра в порядке ознакомления с позициями наших войск и противника вы должны будете отправиться на рекогносцировку на аэроплане. Ваша задача — оказаться на вражеской территории и попасть в плен к австриякам.

— Что?! — Генерал Мартынов резко поднялся со стула.

— Прошу вас меня дослушать, Евгений Иванович! — повысил голос Алексеев. — Вам надлежит не просто очутиться в плену, а без утайки изложить врагу ту диспозицию, которую я вам специально для этого сообщу. Причем выложить все в точности, ничего не забыв и не убавив. Вы человек известный, вам должны поверить.

— Порою для того, чтобы поставить мат, необходимо жертвовать ферзем, — догадываясь о сути задания, безрадостно, но твердо произнес генерал Мартынов.

— Я рад, что вы меня понимаете, Евгений Иванович, — должно быть, роняя с души немалый груз, вздохнул генерал Алексеев. — Подойдемте к карте. Смотрите, вы полетите здесь. — Начальник штаба указал карандашом на лесистый склон горы с зубчатой линией русских позиций. — Не волнуйтесь, вашим пилотом будет капитан Васильев. Он же позаботится, чтобы придать крушению аэроплана правдоподобный вид.

— Васильев? Это который совершил перелет Санкт-Петербург — Москва? — уточнил Мартынов.

— Он самый, Евгений Иванович. Прошу вас, сделайте все, что возможно. Остальное в руках божьих.

* * *

Председатель Государственной думы шел по набережной Екатерининского канала, небрежно помахивая залитой свинцом тростью, и вскользь, точно исподволь, разглядывая встречных прохожих, заснеженные дома и спешащие куда-то ночной порою экипажи. Кое-кто из встречных узнавал господина Родзянко и учтиво кланялся. Михаил Владимирович тоже любезно приподнимал бобровую шапку, чуть дольше обычного задерживая взгляд на лицах незнакомцев. Едва поравнялся он с мостиком, хранимым двумя парами грозных крылатых львов, как из подворотни дома Фогеля ему навстречу неспешно вышел офицер в бекеше и, ловко козырнув, спросил негромко: