Минное поле политики - Евгений Максимович Примаков

национальностей Р. Г. Абдулатипов) о сотрудничестве правоохранительных органов в борьбе с похищениями людей и преступностью, о восстановлении ряда предприятий Чечни, о выплате Центром компенсации гражданам, подвергшимся депортации в 1994 году и проживающим на территории Чечни, о переводе пенсий чеченским пенсионерам из Федерального пенсионного фонда.

Главным итогом встречи было обещание Масхадова в течение месяца «начать открытую борьбу и покончить с террористами».

Возвратившись в Грозный, Масхадов не смог или не захотел действовать против набиравших силу «независимых» от его режима полевых командиров. Если в первые дни после встречи во Владикавказе давал понять, что готов что-то делать, например, 30 октября без разъяснений снял с поста министра иностранных дел М. Удугова, то в дальнейшем решительность Масхадова стала таять на глазах. Это развязывало руки экстремистским элементам, нацелившимся на экспорт «чеченского опыта» в Дагестан и осуществление крупных террористических актов в России. Даже если Масхадов не встал на путь поддержки этих действий, он не мог не знать о них и не предпринял решительных шагов для их предотвращения. Навряд ли он предполагал, каких масштабов достигнет российская реакция. Москва при поддержке практически всего российского общественного мнения ввела войска на территорию Чечни. Началась антитеррористическая операция, которая по сути переросла в войну против чеченских террористов и сепаратистов. Целью операции была ликвидация потенциала террористов и — скрывать тут, как мне кажется, нечего — возвращение Чечни в лоно Российского государства, срыв более широких планов отторжения от России Северного Кавказа, территориальной дезинтеграции страны.

Необходимость таких жестких действий была бесспорной. Просто выбить чеченских боевиков из Дагестана и не преследовать их, ограничиться открытием уголовных дел и бесплодными требованиями от чеченских властей выдать бандитов, взорвавших жилые дома, убивших и искалечивших тысячи мирных граждан, — все это было бы показателем нежелания или неумения федерального Центра защищать интересы России и россиян. И не случайно рейтинг премьер-министра Путина, который взял на себя ответственность за действия против боевиков на территории Чечни, необычайно быстро вырос, а в дальнейшем в первом туре он выиграл борьбу за президентское кресло.

Итак, в октябре 1999 года федеральные силы вошли на территорию Чечни. Существовали различные варианты продолжения этой операции. Мне и мэру Москвы Юрию Лужкову, с которым к тому времени обозначилась близость взглядов по многим проблемам, казалось, что лучший вариант — остановиться на берегу Терека, надежно закрыть границы Чечни с Дагестаном и Ставропольским краем, а также с Ингушетией и Грузией, создав своеобразную «зону безопасности». На юг Чечни не входить. Одновременно наносить точечные бомбовые и ракетные удары по боевым целям, инфраструктуре, используемой боевиками.

Что касается освобожденного севера Чечни, то сделать максимум для того, чтобы показать преимущества мирной жизни — больницы, школы, зарплата, пенсии, порядок, безопасность. Между тем южной части Чечни предстояла холодная и голодная зима. В случае успеха предлагаемого варианта существовала реальная возможность расслоения среди чеченских полевых командиров и, что самое главное, — дистанцирование населения от боевиков. Это, как нам представлялось, было сверхзадачей операции в Чечне, решение которой должно было открыть путь к политическому урегулированию.

Обо всем этом мы с Лужковым перед выборами в Государственную думу говорили с Путиным. И он не возражал. Но не следует забывать и о том, что действует логика, порожденная самими военными действиями.

Излагавшийся нами вариант не прошел. К причинам можно отнести и опасения, что повторится прошлая ситуация (как говорил цитированный мною П. Грачев, одна из его ошибок заключалась в том, что он не добил бандитов, дал им уйти в горы), и менталитет некоторых военачальников, которые придали излишне большое значение тому, что федеральные силы дошли до Терека с минимальными потерями, — это тоже подстегивало к продолжению наступления на юг Чечни. Сказалось и то, что чеченские боевики начали просачиваться на освобожденные территории, разведка доносила, что они превращают буквально в опорные крепости населенные пункты. Грузия отказалась пропустить через свою территорию российских пограничников для закрытия с российской стороны чечено-грузинской границы[31].

Переход через Терек, борьба за освобождение Грозного, других населенных пунктов, которые на некоторое время вновь переходили под контроль боевиков, привели к серьезным потерям и среди мирного населения, и среди федеральных сил, несмотря на предпринимаемые меры, чтобы избежать этого. В конце концов можно считать, что масштабная военная операция была завершена разгромом отдельных частей боевиков.

В таких условиях усилились призывы начать переговоры с чеченскими боевиками. Казалось бы, переход к переговорам был логичным, тем более что разгром больших частей боевиков еще не создавал гарантии прекращения военных акций. Продолжались и террористические вылазки. Однако переговоры можно было начинать только с теми, кто, во-первых, публично откажется от террористических методов, осудит терроризм как средство достижения своих целей и, во-вторых, окажется способным контролировать ситуацию в горных районах Чечни. Не один из чеченских полевых командиров и руководителей повстанцев, включая Масхадова, не соответствовал этим двум критериям.

Что представляли собой чеченские полевые командиры, я увидел через четыре года сам во время захвата бандитами заложников в Театральном центре, где давали спектакль «Норд-Ост». После того как один из заложников сумел позвонить по мобильному телефону в телевизионную компанию REN-TV и назвал мою фамилию в качестве переговорщика с террористами, захватившими театр, я в сопровождении Асламбека Аслаханова[32] и бывшего президента Ингушетии Руслана Аушева вошел в здание. Оно было оцеплено ОМОНом. Нас проводили вооруженные люди в масках в одно из помещений, где находился глава банды Бараев с тремя своими подчиненными. Все они были с открытыми лицами, а у дверей стоял охранник в маске. Когда я сказал Бараеву, что он все время клянется Аллахом, а Коран не повелевает бороться с женщинами и детьми, он схватился за автомат. На мою просьбу освободить детей Бараев ответил:

— Я подчиняюсь только своему военному эмиру Шамилю Басаеву и президенту Масхадову. А завтра в 12 часов дня, если меня не заверят, что будут выведены федеральные войска из Чечни, я буду расстреливать по одному всех заложников.

Напомню, что их было под тысячу человек.

— Разговор окончен! — закричал Бараев, опять схватившись за автомат на мои слова, что чеченцы обычно говорят почтительно с людьми, которые старше их.

Появились немалые силы на Западе, которые заняли в связи с событиями в Чечне антироссийскую позицию. В этом не было ничего необычного. Недруги России всегда использовали и используют любую трудную для нашей страны ситуацию в своих интересах. Но были и другие. Я бы разделил этих других на две группы. Первая — это те, кто не знал об истинном состоянии дел или не придавал значения варварским методам ведения борьбы со стороны чеченских боевиков. Не исключаю, что многие из таких западных деятелей были искренне потрясены большими разрушениями и жертвами среди мирного населения в Чечне в результате военных действий. Вторая —