Единственная для Барса - Алина Углицкая

Ее, но не Кирилла.

— Этот препарат — панацея от всех проблем, — произнесла она прежде, чем Кирилл успел ей помешать. — Он единственная надежда для ваших детей и вас когда-либо вырваться из резерваций.

— Весьма необдуманное заявление, — заметил ее отец.

— Это правда. Этот препарат подавляет инстинкты, восстанавливает ясность мышления, помогает сдерживать эмоции. Если принимать его регулярно, то можно жить обычной человеческой жизнью и не выделяться.

— Как твой дружок? — Антуан бросил выразительный взгляд на Кирилла.

Тот скрипнул зубами.

— Почти, — подтвердила Лика. — Я уверена, его можно производить в нужных масштабах. К тому же он уже доказал свою безопасность. Есть только один нюанс.

— Какой?

— Кирилл отказался мне дать формулу препарата.

— У него ее и нет, — раздался со стороны спокойный голос.

Толпа расступилась, пропуская Бориса, который все это время стоял незамеченный. Выясняя личные неприязни, все просто забыли о нем.

Но теперь все взоры устремились к нему.

— Формула принадлежит мне, — произнес он, твердо глядя в глаза Кириллу. — Прости, брат, но так будет лучше для всех. Мой отец всегда чувствовал себя виноватым за то, что сумел вывести новую расу, но эту расу держат в клетке, как диких зверей. Он учил меня, что ты такой же человек, как и я, просто тебе нужно немного больше заботы.

— Но они, — Кирилл махнул рукой в сторону команды и их предводителя, — они действительно хуже диких зверей! Посмотри! Они же в любой момент готовы разорвать любого, кто встанет у них на пути!

— Это у них как раз от людей, — по губам Бориса скользнула усмешка. — Я провел с ними больше недели. Был в резервации. Видел детей, подростков. Они не заслужили быть подопытными крысами. Я бы не хотел, чтобы мой ребенок жил отрезанным от всего мира, как в клетке. А ты?

Лика невольно выдохнула, сильнее прижала ладони Кирилла к своему животу.

Ей вдруг пришла на ум комната с сотней экранов, через которые сотрудники научной лаборатории на Тайре следили за каждым шагом семейства Каховских. И не рожденный ребенок Евы, которого уже подключили к аппарату слежения.

Что будет, когда этот невинный малыш появится на свет? И не ждет ли подобная пытка ее саму?

За ее спиной Кирилл вздрогнул, как от удара. Слова Бориса задели его за живое. Сжав челюсти так, что на скулах выступили желваки, он нехотя процедил:

— Делай, как знаешь. Мы с Ликой не будем участвовать в этом.

— Нет! — Теплая ладошка девушки закрыла ему рот. — Не нужно бросаться словами, о которых потом пожалеешь. Мы должны это сделать вместе. Если не ради них, — Лика кивнула на веров, — то ради нас. Ради нашего малыша.

— Да, — протянул Андрулеску, задумчиво сузив глаза, — судовой врач сказал, что срок еще слишком мал, чтобы можно было делать какие-то выводы. Но анализ крови беременность подтвердил.

— Это что-то меняет? — Кирилл метнул в его сторону настороженный взгляд.

— Да. Меняет. Я передумал тебя убивать. Не могу же я оставить своего будущего внука без отца? — по лицу Мастера невозможно было прочитать, то ли это он так неумело шутит, то ли всерьез говорит то, что думает.

— Ты в любом случае не стал бы его убивать. — Лика поймала взгляд отца, и, пока они сражались в «гляделки», добавила: — Я знаю про акции Химнесса, которые Кир переписал на меня. Так что теперь я фактически владелица острова, а вы все живете на моей земле. Так?

Андрулеску медленно растянул губы в подобии усмешки. А девчонка-то с норовом оказалась. Вся в него! Пусть росточком не вышла, зато гонору — хоть отбавляй. Вон как подбородок задрала, того и гляди — взлетит. А смотрит-то как! Каждый взгляд — будто лезвием режет.

— Допустим. — Он сложил руки на груди. — Но что мне мешало его убить?

— Я.

— Не слишком самоуверенна?

— Нет. Я прочитала все твои письма, которые еще были в «корзине». Они помогли кое-что осознать. Моя мать была для тебя одной из многих, но я… — Она твердо взглянула ему в глаза. — Я твой единственный ребенок, и наше родство подтверждено документом. Ты не можешь мне навредить, как бы ни захотел. Твой Внутренний Зверь не даст. Он будет защищать меня от тебя самого, разве ты это еще не понял?

По губам Андрулеску скользнула улыбка.

Лика была права.

Эта худенькая хрупкая девушка с женской мудростью и мужским характером даже не представляла, насколько права. Но он, конечно, ей об этом не скажет, потому что дети это не только радость, это еще и самое уязвимое место. А в жизни веров уязвимостей быть не должно, и он об этом знает лучше других.

На рассвете маленькая моторная лодка с тремя пассажирами отчалила от борта «Клементины». Взревел мотор, и Лика, не выдержав, оглянулась на яхту. Скользнула взглядом по белоснежному борту, подняла глаза вверх и застыла, столкнувшись с задумчивым взглядом желтых тигриных глаз.

С капитанского мостика на нее смотрел Антуан Андрулеску.

Поймав ее взгляд, глава Химнесса едва заметно кивнул, и девушка ответила ему тем же.

— Вы все же решили их отпустить? — подошедший Алекс Крушевич проследил, как моторка развернулась носом к далекому берегу. — Так доверяете?

— Доверие в этом случае понятие весьма растяжимое. Но на Тайре они принесут больше пользы. Тем более, старик Нейман будет рад присоединиться к их миссии. Он давно уже бьется над формулой инъекции, которую дал ему я. Если моя дочь сможет сделать то, о чем говорит, для нас наступит новая эра.

— А если нет? — Крушевич с сомнением осмотрел троицу в лодке.

— Нам придется постараться, чтобы у них получилось. Будущее стоит жертв, тем более будущее наших детей.

— А что будет с Химнессом? Ведь «Медикал Корпорейшн» принадлежит теперь ей.

— Знаешь, я этому даже рад. Когда придет время, у Химнесса будет достойный наследник.

— Вы говорите о ней?

— Нет.

— Тогда о ком?

Андрулеску слегка усмехнулся.

— Я говорю о своем будущем внуке. И знаешь, на этот раз я сделаю все, чтобы видеть, как он растет. В жилах Стромова, как и в моих, течет не вода. Я рад, что все так получилось. — Он кивнул в сторону моторки, почти исчезнувшей в утренней дымке. — Эта пара даст здоровое и сильное потомство и, я в этом уверен, среди моих будущих внуков найдется тот, кто займет мое место по праву… Кстати, — задумчивость в его глазах сменилась жестким расчетом, — пора побеседовать с нашим спонсором из правительства. Он задолжал мне услугу.

— Вы ему скажете о препарате?

— Я заставлю его напомнить миру о нас.