Цыганочка, ваш выход! - Анастасия Туманова

– Морэ, Сенька, куда тебя?.. – послышался испуганный голос, и, обернувшись, Семён увидел своего двоюродного брата Ваську. Рядом стояли ещё трое молодых цыган с такими же озабоченными рожами. – Тебя недоставало там! Гаджэ дерутся – нам какое дело? Они уж за ножи похватались, совсем вовсе ведь озверелые! И чего им до того солдата снадобилось?!

– Солдата бьют? – подивился Семён. – Да что ж с него взять?..

Он не закончил, потому что «солдат» в это время вдруг неуловимым движением опрокинул наземь одного из беспризорных, тот, захрипев, завалился на бок, и на пыльные камни потекла кровь.

– Вот так, сучонок!.. – послышался хриплый, сорванный голос, от которого Семён вздрогнул. – Кто следующий – подваляй! Ну, яв адарик, джюкло!!![77]

– Ром? – растерянно спросил за плечом Семёна Васька, но тот уже не слышал. Он летел, выпрастывая из-за пояса кнут и на ходу обматывая ремнём руку, в самую гущу драки. Молодые цыгане, переглянувшись, бросились следом.

Побоище закончилось быстро: цыганские парни в минуту раскидали не ожидавших нападения беспризорных, и те, моментально оценив численный перевес противника, смылись в переулки. На залитых кровью камнях осталось шило с выщербленной деревянной рукояткой и длинный матросский нож. Избитый беспризорными цыган навзничь лежал у ступеней лавки, и Семён, наклонившись к нему, негромко сказал:

– Вставай, Мардо. Надо ходу делать, сейчас народная милиция явится.

Митька медленно, ругаясь сквозь зубы, начал подниматься, но тело не слушалось его, лохматая голова бессильно падала в пыль. В конце концов парни цыгане попросту подхватили его и дунули в переулок – и вовремя, потому что поблизости уже слышался тяжёлый топот сапог.

– Хоть как-то сам идти можешь? – едва переводя дух, спросил Семён, когда они, промчавшись через последнюю тихую улочку, оказались за заставой, на покрытом засохшей травой взгорке, откуда уже виднелись дымки табора. – Сейчас до шатров дойдём, цыганки посмотрят тебя… да что ты?! Подбили тебя, что ли, гаджэ? Где?

Мардо, сидящий на траве с опущенной головой, не ответил. Вместо него негромко подал голос Васька:

– Сенька, не может он сам. Ты посмотри!

Семён непонимающе поднял взгляд на брата, проследил глазами за его жестом – и по спине пробежали мурашки. Там, на площади, в пылу драки он не заметил того, что на одной ноге Мардо нет сапога, что защитная, грязная штанина галифе слишком высоко подвязана, что…

– Б-бог ты мой!.. – вырвалось у него. – Как же ты так?.. Мардо, где ж это?..

Митька не ответил, не поднял головы. Его широкие худые плечи содрогались от прерывистого дыхания. Из глубокого пореза на плече на выгоревшую гимнастёрку бежала широкой вишнёвой лентой кровь, но он, казалось, не замечал этого. Пользуясь тем, что Мардо не смотрит на него, Семён внимательнее оглядел его правую ногу. Та действительно была отнята выше колена, штанина под ней была завязана небрежным узлом. Семён невольно поморщился и почувствовал вдруг, как у него болезненно сжимается сердце. На миг забылась даже застарелая, давняя ненависть к сидящему перед ним вору – единственному человеку на свете, которого Семён смог бы убить не задумываясь. Прежде. Но не теперь, когда в сердце брезгливость мешалась с жалостью, а по спине бежали противные мурашки.

Словно прочтя эти мысли, Мардо поднял голову, и знакомый, острый, презрительный взгляд уткнулся в лицо Семёна.

– Ты глянь… живой! А я-то думал…

– Зря надеялся, – спокойно, взяв себя в руки, ответил Семён. Молодые цыгане, стоя чуть в стороне, следили за ними молча, испуганно. – Тебя-то как угораздило?

– Да вот так, не повезло, – небрежно ответил Мардо, но по его заросшему, нечистому лицу пробежала судорога. – Жёлудя не в то место поймал. Чёрт, и костыль там, на базаре, оставил… Ладно, чявалэ, спасибо… Мне до города пора. Васька, сбегай, сломай мне хоть палку какую…

– Слушай, перед кем ломаешься? – негромко, глядя в сторону, сросил Семён. – Я вот от тебя на аршин стою и то чую, как у тебя от ноги разит. Гниёт, что ли? Червей, спаси бог, нет?

– С утра всех повынал, – не сразу ответил Митька, и подошедший было Васька, сморщившись, отвернулся. – Думаю, керосином их, гадов, что ли, залить?

– Идём в табор, – в упор взглянув на него, сказал Семён. – Меришка моя посмотрит, у ней какие-то порошки фершалские есть. Коли черви, так это худо. Можешь весь загнить.

Мардо, сощурившись, посмотрел на него снизу вверх.

– Взял ты княжну-то эту? Ну-ну…

– Не нукай, не запрягал, – посоветовал Семён. – Чявалэ, давайте поднимать его как-то… Васька, а ты дуй до табора вперёд, – и, понизив голос, велел: – Копчёнку упреди, ежели в таборе. Да бабку тоже… Ну, что, вставай давай! Держись вот за меня и подымайся! Потерпи, тут рядом совсем.

Возле табора их встретили взволнованно гудящие цыгане. Васька успел предупредить всех, но, когда парни вместе с Мардо приблизились, над толпой взлетел горестный вздох.

– Митька! Ох ты, дэвла, дэвла…

– Да надо же так, вот ведь горе…

– Тьфу, завыли, дуры! – послышался сердитый голос деда Ильи, и старик, растолкав цыганок и выбравшись вперёд, недовольно, без всякого удивления посмотрел на приёмного сына. – Ну, что, доигрался наконец?!

Следом приблизилась старая Настя, внимательно взглянула в лицо Митьки. Сдержанно сказала:

– Юльки твоей нет покуда, в городе задержалась. Поди в шатёр, ложись, я сейчас Меришку покличу.

– Ни к чему, – коротко сказал Мардо. Старуха смерила его пристальным, острым взглядом. Он отвернулся. Молча позволил молодым цыганам затащить себя в шатёр и упал на сваленные в кучу Копчёнкины подушки.

Жену Семён нашёл быстро. Она не выбежала вместе со всеми встречать нежданного гостя и сейчас тщательно прилаживала на перекладине над огнём медный котелок. Рядом, на разостланном половике, лежали картофельные клубни, морковь, лук, кусок солонины, несколько яиц.

– Знатно добыла сегодня, – похвалил Семён, садясь на траву у костра. Мери коротко, без улыбки, взглянула на него. Наклонившись над самыми углями, спросила:

– Это правда? Без ноги?

– Ещё какая правда, – хмуро ответил Семён. – И ведь ещё в драку, сукин сын, влезть не побоялся! С четырьмя враз! Кабы мы с ребятами не поспели, зарезали б его к чертям! Ты бы пошла глянула… от его культи дух такой, что лошадь сшибёт.

– Боже мой, боже… – пробормотала Мери. – Кто бы мог подумать… Как же он теперь?..

– Как-как… Будет теперь до конца дней тебе глаза мозолить в таборе! – глядя в огонь, зло сказал Семён. – Ежели не подохнет, конечно. Тьфу, и что бы мне было на пять минут опоздать, а?! Как раз бы босота покончить его успела! Просил ведь меня гаджэ заварку для кобылы сделать, так нет – до тебя торопился!