Дорога цариц - Александр Прозоров

4. Иван Васильевич планировал создать замкнутый институт для воспитания новой элиты — будущих воевод и чиновников русского государства.

5. Государь возжелал создать подобие янычарского корпуса…

Вариантов довольно много, однако все они являются вполне обыденными и приемлемыми для общества и нравов того времени. Иван Грозный не совершил ничего особенного и экстравагантного, создавая в Александровской слободе личную обитель. Похожие организации существовали в XVI веке сплошь и рядом.

Беда случилась в 1567 году, с раскрытием заговора Федорова-Челядина. Именно с этого момента царь и стал использовать людей из своего проекта — как единственно безусловно преданных — для разгрома крамольников.

В конце 1569 года с заговорщиками было покончено, но интерес царя к старым замыслам угас, и его личная обитель больше уже никогда не возобновлялась.

Вот и вся «великая тайна опричнины Ивана Грозного».

XVI век даровал историкам великое чудо — обилие финансовой отчетности, посвященной тем или иным событиям. Благодаря оной, впервые в исторической науке ученым удалось сравнить сведения, сообщаемые очевидцами событий, с реальными достоверными данными.

Так, например, очевидцы сообщают, что опричная армия Ивана Грозного насчитывала до шести тысяч человек. Однако сохранившийся список опричников с их службой и жалованьем по окладу перечисляет всего лишь шестьсот шестьдесят одного служилого боярина (все вместе получали 14 417 рублей деньгами) и тысячу сто семьдесят восемь дворовых людей, занятых в четырех приказах (вместе получали 5991 рубль деньгами). Всего в опричнине состояло тысяча восемьсот сорок девять человек, включая сытников, скорняков, поваров, саадачников, ножевиков и прочих ремесленников и простолюдинов из обслуги.

Данная цифра особенно интересна тем, что начиная с 1572 года Опричный двор Иван IV повелел именовать Государевым, а значит, мы можем прикинуть примерную численность царского двора. Не такой уж он был и большой — всего лишь около двух тысяч человек вместе со слугами. По современным понятиям — контора среднего размера.

Правительство XVI века и близко не походило на тот огромный неповоротливый госаппарат с бесчисленными анонимными и безликими муравьями-чиновниками, к которому мы привыкли в наше время. Царский двор эпохи Ивана Грозного — это что-то вроде современного офицерского городка. Все друг друга знают, у большинства обитателей есть между собой личные отношения, царь вполне может общаться и даже свысока дружить со многими простыми солдатами, а его дети — разгуливать без охраны где хотят и с кем хотят.

Да и армия…

При взгляде на документы эпические битвы XVI века моментально съеживаются до размеров небольших стычек, а кровавые гекатомбы потерь — до относительно терпимых трагедий.

В битве при Чашниках очевидцы увидели девять тысяч убитых русских бояр. Разрядная книга перечисляет сто пятьдесят человек погибших и пропавших без вести, включая воеводу князя Петра Шуйского и мужиков-возничих.

В Судьбищенской битве очевидцы говорят о пяти тысячах погибших, Разрядная книга же перечисляет триста двадцать детей боярских и тридцать четыре стрельца.

В результате пожара в Москве, случившегося при набеге Девлет-Гирея в 1571 году, по словам очевидцев, сгорела стопятидесятитысячная русская армия и еще около восьмисот тысяч жителей столицы. Между тем синодики поименно перечисляют немногим более двухсот (не тысяч, а просто двухсот) скончавшихся служилых людей.

Кстати, после взятия Казани, битва в которой также описывается как: «двое суток вывозили погибших», синодики тоже едва превысили двести погибших.

В Новгороде очевидцы насчитали семьсот тысяч убитых опричниками людей. По документам же — тысяча пятьсот пять погибших и триста арестованных.

В 1572 году Россия ждала второго нашествия османской армии. В преддверии этого события держава, напрягая все свои ресурсы, выставила в поле максимально возможное число ратных людей. По мнению очевидцев, русских собралось от пятидесяти до семидесяти трех тысяч человек, а османов и татар — «…по смете и по языком с царем и с царевичи и с пашою турских и крымъских, и нагайских, и черкаских людей 150 000 и больши; да вогненново бою было 20 000 янычаней» («Московский летописец»).

Разрядная книга сухо пересчитывает: «всего во всех полкех со всеми воеводами всяких людей 20 034 чел., опричь Мишки с казаки».

Получается, двадцать тысяч ополченцев вырезали практически полностью сто семьдесят тысяч османов с союзниками, лучшую, после русской, армию Европы? Или все-таки согласимся, что численность врагов тоже преувеличена очевидцами в три-четыре раза?

Из всего вышеизложенного видно, что истории про стотысячные армии XVI века относятся к области фантастики. Столько ратных людей на Русской равнине просто не существовало. На восточном направлении численность ведущих боевые действия полков никогда не превышала десять тысяч воинов, в Ливонской войне армии крайне редко дотягивали даже до одной тысячи человек.

Например, в знаменитой битве при Лялицах, в которой армия князя Хворостинина разгромила войска знаменитого шведского полководца Понтуса Делагарди и после которой Швеция запросила «Плюсское перемирие», так вот в этой эпической битве с одной стороны сражалось двести человек, а с другой — сто сорок шесть.

Наверное, этих фактов вполне достаточно, чтобы представить себе характер и размеры военных походов того периода и размах тогдашних сражений. Посаженная на коней царская свита в реалиях XVI века представляла собой грозную силу, и взять средний европейский город для нее не составляло особого труда. Были бы только пушки, чтобы стену разворотить.

Наверное, рассказ о Великом Новгороде тоже вызвал у читателей немалое разочарование. «А как же Новгородский погром? — наверняка возмутились они. — Если в романе есть Новгород и Иван Грозный, то обязательно должен быть и погром с грудами трупов и кровавыми реками!»

И здесь в плане исторической реставрации с «Новгородским погромом» имеются большие проблемы: «…Затем последовали казни, продолжавшиеся до 15 февраля. Было казнено с применением различных пыток множество горожан, включая женщин и детей. Иван велел обливать новгородцев зажигательной смесью и затем, обгорелых и ещё живых, сбрасывать в Волхов; иных перед утоплением волочили за санями; а жен их он повелел за руки и за ноги младенцев к матерям своим привязать, и с великой высоты бросать в воду. Священники и монахи после различных издевательств были забиты дубинами и сброшены туда же. Современники сообщают, что Волхов был запружен трупами. Людей забивали до смерти палками, бросали в реку Волхов, ставили на правёж, чтобы принудить их к отдаче всего своего имущества, жарили в раскаленной муке. Были дни, когда число убитых достигало полутора тысяч; дни, в которые избивалось 500–600 человек, считались счастливыми…»