Девяностые. Север. Повести - Владимир Маркович Гринспон

class="p1">— Что будете пить? — по-английски спросила стюардесса. На рейсах «Эмирейтс» девушки подобраны в восточном стиле. Прямо каждая, если не Нефертити, так Шехерезада. Давно непьющий Влад взял содовую, жене красного вина. К напиткам девушка добавила пакетики с миндалем. А Влад стал вспоминать, на каких марках самолетов он летал еще при СССР.

Для облегчения задачи разбил по маркам, конструкторским бюро.

АНТОНОВ —

Ан-2, или кукурузник. Ан-10 пассажирский и его «брат» Грузовой Ан-12. Тоже парные Ан-24 и Ан-26. Да, еще удалось однажды и на самом большом «Антее», Ан-22 полетать.

ТУПОЛЕВ —

ТУ-104,124,134,154. Вроде бы все?

ЯКОВЛЕВ —

Як-40,42.

ИЛЬЮШИН —

Ил-12,14,18,62,86,96.

Был еще чехословацкий Л-410, вроде Ан-2.

Ну а потом, после СССР, пошли бесконечные Аэрбасы да Боинги…

Принесли еду. Влад не спеша жевал, а в мыслях всё еще окунался в летные воспоминания.

* * *

Кто на Измаил? На посадку. Это летчик в Одесском аэропорту вызывает в Ан-2 своих пассажиров. Конец шестидесятых. Влад с Ниной в первом своём заслуженном отпуске. Добираются до родичей в Измаил из Норильска, с пересадками в Москве и Одессе. Тогда уже летал до Измаила комфортабельный ЯК-40, за 25 минут, но на него не было билетов. На «Аннушку» набралось человек 10. Вышли на стоянку. Тут уже был асфальт, а взлетка — бетонная. Класс. Короткий разбег. И вот уже набрали метров 300. Летели вдоль кромки моря. По пути должны быть три промежуточные посадки. Через полчаса пилот спрашивает, перекрикивая рев мотора:

— В Тарутино выходят?

Публика молчит.

— Тогда летим прямо до Татарбунар. В Тарутино никого на посадку нет.

Самолет начало водить из стороны в сторону, он то набирает круто высоту, то с виражом проваливается вниз. Народ начинает нервничать. Второй пилот выходит в салон. Улыбается.

— Не обращайте внимания. Командир взял сынишку покатать. Как же без пилотажа.

И правда, на коленях первого сидит пацан лет пяти и вместе с папой крутит штурвал. В Татарбунарах подсаживают деда с двумя живыми барашками.

— На свадьбу к дочке в Килию еду. Достает плетеную бутыль и осторожно наливает в граненый стакан.

— Уважьте люди добрые. За дочкино счастье.

Сначала, конечно, пилотам. Потом всем желающим. Вино своё, домашнее. Пахнет смородиной. Сразу чувствуется приближение к родной Бессарабии.

* * *

— Чай, кофе? Влад берет кофе и воды. Продолжает вспоминать.

Ан-2! Сколько на нем летано на Севере. В заполярной тундре, летом он с поплавками — сядет на любое озеро или реку, зимой на лыжах, лучше всех. Ну, может быть вертолет побольше груза тащит. А людям на вахту, между городом и поселками — оптимально.

* * *

Такого холода Влад не испытывал за все тридцать лет работы в Заполярье. Уже будучи главным инженером монтажного управления летел со своим замом Сашей Ворониным в Игарку. Надо было согласовать объемы работ на приближающийся 1976 год. Декабрь. Минус 42 с ветерком. Полярная ночь в разгаре. Но оделись легко. В машине тепло. В самолете, тем более. А там встретят. Подошли к Аннушке. Пилот открывает двери:

— Залезайте.

Сразу стал понятен этот глагол. Не прошу, или садитесь. Залезайте. Кабина доверху загружена зимней спецодеждой, связками ватных брюк и телогреек.

— Можете сидеть, лежать… Попутный груз.

Забрались на самый верх. Устроились. Больше пассажиров не было. До Игарки полтора часа лету.

Прошел час. Стали подмерзать ноги в ботинках. Крикнули летунам, чтобы печку включили. Говорят — не положено. Печка работает на бензине и выдает открытое пламя под крышей в салоне. Может груз вспыхнуть. Зарылись глубже в ватники. Но мороз достает! Ноги ниже колен уже по-серьезному замерзли. Время, вроде бы вышло. Оказалось, что ватники везут в Снежногорск. Игарка на обратном пути! Да! Надо было брать унты и тулупы.

Почти три часа добирались до первой посадки. Промерзшие насквозь, Влад с Сашей пулей выскочили на мороз и негнущимися пальцами, не чувствуя ног, принялись помогать выгружать тюки. За 15 минут опустошили салон. Немного отошли, но холод сидел глубоко в теле. Била дрожь. Ноги и руки болели, как после пыток. Взлетели. Зажгли печку. Но за этот час до Игарки пассажиры так и не согрелись.

Встречал их главный энергетик Игарского деревоперерабатывающего комбината Валера Самойлов.

— Ну что? Сначала в гостиницу? Устроимся. Потом на ужин. Я в Яранге столик заказал.

— Сначала в Ярангу! И побыстрее!

И только там, в уюте главного местного ресторана, сидя на лавках устланных оленьими шкурами, под развешанными по деревянным стенам бра с оленьими рогами, друзья, выпив залпом по фужеру коньяку, начали постепенно согреваться.

— Да… — вспоминал Влад. — хочешь быть трезвым в любом застолье, промерзни до позвонков предварительно.

Сколько ни выпили в тот вечер, всё ушло на согрев. Не пьянели. Но даже насморка не подхватили.

* * *

И тут же память вытолкнула другое воспоминание. С сюжетом прямо противоположным…

Середина семидесятых. Июль. Влад улетал в Ангарск по делам управления на три дня. В Норильске было плюс 10. Нормальная для лета погода. Рассчитывая на более теплую погоду на юге Сибири, Влад одел только костюм. Но на этот раз и костюм казался лишним. В Сибирь пришла неожиданная для тех мест жара.

На обратном пути, в Красноярске, Влад делал пересадку на Норильск. Всё шло по расписанию. Пассажиры расселись по местам в стареньком ИЛ-18. Но самолет не спешил взлетать. Через полчаса ожидания публика начала задавать вопросы.

— Ждем почту, — объявил бодренький второй пилот и вышел с экипажем в тень под крыло. В салоне осталась одна бортпроводница.

Народ стал проситься на воздух, в тень, под крылом покурить, но наткнулся на твердое — "НЕ ПОЛОЖЕНО!".

А на улице больше тридцати. Полуденное солнце раскалило алюминий до предела. В салоне для таких случаев никакой вентиляции предусмотрено не было. Часа через полтора этой финской сауны Влад сквозь заливающий глаза пот начал замечать, что уже почти все мужчины сидят голые по пояс. А за ними начали оголяться и дамы. Правда, до топлесс дело не дошло. Бюстгальтеры остались. Да никто не смотрел по сторонам. Все чувствовали, еще минут двадцать и хана!

Вдруг Влада, сидевшего на крайнем месте у прохода, кто — то тронул за руку. Через проход от него сидел невзрачный мужичек. В кепке! В клетчатой байковой рубахе, застегнутый на все пуговицы. Лицо его было покрыто крепким, многолетним загаром. Такой бывает на лицах плотогонов или лесорубов, что на солнце от зари и до заката. И чаще всего — не по своей воле. В руках у мужика была не початая бутылка «Московской». Он пошевелил ей и коротко