Метро 2033. Сестры печали - Андрей Гребенщиков

Летиция засмеялась, ей уже нравился этот чудаковатый незнакомец с весьма необычным для русского уха именем. Впрочем, ей ли вспоминать о странных именах!

– Нет, уважаемый маркиз де Люк, мы вряд ли встречались раньше, – она стянула с лица «уродливую резиновую маску» и подошла к нему вплотную, чтобы помочь подняться (мужчина пытался встать самостоятельно, но сил ему не хватало), а заодно обменяться рукопожатиями. – Я – Летиция.

Люк принял протянутую руку, но жать не стал. Быстрым движением он стянул с нее перчатку и припал к оголенной кисти губами.

– Великая честь для меня, королева Летиция. Не извольте гневаться на вашего коленопреклоненного раба, несчастного, безответно влюбленного маркиза, ведущего свой древний и благородной род с далеких уральских гор.

Смеяться Лю уже не могла, она, не в силах сдержать себя, расхохоталась.

– Какой же вы влюбчивый и скорый для сурового уральского аристократа!

Неизвестно, чем бы закончился этот – без сомнения приятный – обмен любезностями, но военнослужащий Сергей, не имеющий возможности похвастаться ни титулами, ни знатным происхождением, грубо вмешался в великосветский разговор:

– Лю, нам нужно возвращаться. Совсем скоро стемнеет… я не хочу ехать обратно на ощупь.

– Уважаемый, – маркиз не дал ответить девушке, – специально для вас я припас несколько железобетонных доводов в пользу сугубо ночного путешествия!

Люк, прихрамывая, заковылял к напряженно-озадаченному военному, но по пути на секунду задержался рядом с Летицией и тихо произнес:

– Я верил, что вы придете… помогите моему другу, он без вас пропадет.

Лю нахмурилась, пытаясь вникнуть в смысл сказанного, маркиз, между тем, доверительно подхватил Сергея под руку и потащил за собой на улицу. По всей видимости, шептаться… или оставляя девушку наедине со своим другом.

Безымянный друг все еще спал, не так пугающе неподвижно, как сперва показалось Летиции – едва заметно подрагивали веки, вздымалась и опадала грудь, – сейчас она обрела уверенность, что автор письма жив.

Выглядел он ужасно: не бледный, а по-настоящему белый, ни кровинки на заросшем многодневной щетиной лице, широкий лоб испещрен морщинами, совершенно не по возрасту, некогда темно-русые волосы украсились прожилками седины – не такими уж и редкими, закрытые глаза, обрамленные темными синяками, чуть не проваливались внутрь черепа…

Да, выглядел он ужасно… Изможденный, больной, может быть, даже умирающий… однако – и этого Летиция никак не могла понять – привлекательный! Беспомощный, но мужественный, слабый, но сохранивший некую внутреннюю силу, измученный, но благородный…

«Какое же у него несчастное лицо», – подумала Лю и, встав перед ним на колени, приложила голову к слабо колышущейся груди. Сердце гулко билось внутри, не собираясь останавливаться и сдаваться, его уверенный ритм немного успокоил взволнованную девушку, она осторожно провела пальцами по открытой ладони безымянного и тихонечко попросила:

– Проснись, прекрасный концлагерный принц.

Он услышал. Встрепенулись веки, зрачки под ними беспокойно задвигались, секунду спустя на нее уставились два каре-зеленых, еще ничего не понимающих глаза, а губы сложились в недоверчивую улыбку, скрывающую облегчение:

– Я ждал ангела смерти… А мне прислали саму богиню…

Хриплый, надтреснутый голос завораживал, заставлял с жадностью ловить каждое слово.

– Не хочу вас разочаровывать… – Летиция хотела закончить фразу «но я не имею никакого отношения к смерти», однако осеклась. Она имела отношение к смерти, причем самое прямое. Профессиональное.

– Я много и часто представлял себе этот момент, хотел прочитать ангелу на прощание свое любимое стихотворение… – безымянный говорил с трудом, задыхался, ему не хватало воздуха. – Как Дедушке Морозу в детстве. Удивительная глупость… ведь стихов я никогда не любил.

– Богини любят поэзию, я бы с удовольствием послушала, – Летиция легла рядом с ним, наверное, устали колени, а может… Она не понимала, что «может», ей лишь захотелось почувствовать холод бетона и… тепло его тела. Странное желание… Как он сказал? Удивительная глупость? Удивительная глупость!

– Тогда закройте глаза или глядите в другую сторону, – безымянныйсмутился. – Я со школьного театра стеснюсь зрителей.

Высокий купол, исчезающий в темноте прямо над ними, закручивал пространство в спираль, приводя пол и застывших на нем людей в движение, вращая земной шар – гигантского размера глобус в неведомых руках – вокруг собственной оси, пролегшей через церковь и тела уставших, мечтающих о покое мужчины и женщины. Лю покорно сомкнула глаза, боясь не выдержать центробежной силы, покинуть орбиту родной планеты… «Остановите Землю, я сойду…» Нет, только не сегодня, только не сейчас!

– «Знающий худшее смотрит в меня, как в ночь», – разнеслось в храмовой тишине.

В тьму без просвета, в искренний метастаз.

Я улыбаюсь… Я убегаю прочь!

Но убежать никто никуда не даст —

В этой безумной и вечно больной тоске

Не отворится стыдных надежд портал.

Знающий худшее помнит, когда и с кем

Снилось, жалелось, тратилось, жгло гортань,

В лучшее верилось, жалось к ногам, рвало

Сердце на части, пряталось в январях.

Вата, солома, пух или поролон —

Что ни стели, все будет не так и зря.

Проще позволить ненастьям себя ласкать,

Пить одиночеств кислое молоко.

Знающий худшее выдаст билет в плацкарт

Я не расстроюсь – ехать недалеко…[14]

– Мне кажется, это самое лучшее стихотворение для смерти… Наверное, я готов к ней. Почти готов… Вы поможете мне?

– Красивые слова, поэты прошлого понимали толк в одиночестве. Кто это?

– Я не помню. Очень долго пытался вспомнить, но память предала меня… У нас с ней в последнее время окончательно расстроились отношения.

У Летиции закололо в груди, острая боль пронзила сердце, девушка попыталась закричать, но не смогла, губы сковал паралич. Только слезы брызнули из-под закрытых глаз. Сердце… бешено колотящееся, ритмичной морзянкой посылающее ей отчаянные сигналы! Бедствия? Нет, что-то совершенно иное…

– Почему вы молчите? Вам не понравились…

– Как… как тебя зовут? – мучительный морок исчез, она вновь могла говорить.

– Я не знаю. Люк называет меня Солом, но мое ли это имя – не помню.

– Сол, – она попробовала странное имя на вкус. – Сол… Хорошее имя, солнечное. Жаль, тебе абсолютно не подходит!

Названный Солом усмехнулся:

– Ты же богиня, подари мне настоящееимя.

Лю молчала. Приподнявшись на локтях, внимательно всматривалась в его серьезные, ждущие ответа глаза. И впервые в жизни дала имя своей боли, нежданно поразившей в самое сердце. Нежность… тупая сучка, бабская слабость и проклятье! Нежность – сладостная и необъяснимая. Как же глупо, невероятно глупо!