Ломоносов - Рудольф Баландин

В середине XVII века действовали Сибирский приказ и Приказ тайных дел, которые, помимо всего прочего, собирали сведения по географии и геологии России, а порой посылали «рудосыскные» партии. Они доставляли в Малую товарную палатку образцы горных пород и минералов со всех концов страны.

При Петре I в 1700 году основали Приказ рудных дел, затем преобразованный в Берг-коллегию (от немецкого «берг» — гора; то есть Коллегия горных дел). В 1723 году экспедиция под начальством Г.Г. Капустина открыла залежи каменного угля в районе нынешнего Донбасса. На основе обнаруженных месторождений полезных ископаемых на Урале возник центр горной промышленности России, были построены чугунолитейные и медеплавильные заводы.

С середины XVIII века начались все более детальные исследования природных условий Сибири. Появились «Чертеж всей Сибири» С.У. Ремезова и другие карты, дающие представление о некоторых чертах рельефа, о реках и озерах северной части азиатского материка. Трудности изучения региона были так велики, что только через 100 лет удалось выяснить основные черты его рельефа.

Российские натуралисты шли по следам землепроходцев, открывая для науки и практической деятельности пройденные до них земли. Исследования становились комплексными. Познание природы было занятием не только личным, но и государственным.

Ломоносов писал в панегирике Петру Великому: «Похвалялись некогда окрестные соседи наши, что Россия государство великое, государство сильное, ни военного дела, ни купечества без их спомоществования надлежащим образом производить не может, не имея в недрах своих не токмо драгих металлов для монетного тиснения, но и нужнейшего железа к приуготовлению оружия, с чем бы стать против неприятеля. Исчезло сие нарекание от просвещения Петрова: отверсты внутренности гор… Проливаются из них металлы и не только внутрь отечества обильно распространяются, но и обратным образом, якобы заемные, внешним народам отдаются. Обращает мужественное российское воинство против неприятеля оружие, приуготовленное из гор российских горными руками».

…Нет на планете какого-то особенного племени, наделенного великими талантами. Нацизм — вера убогих. Пока русский народ был задавлен феодальной кабалой, суевериями и предрассудками, он выглядел безликой темной массой. Выйдя на просторы Сибири и Дальнего Востока, вольный русский человек показал свою удаль и сноровку, свое мужество и упорство, отменную силу духа.

Вот и Михаил Ломоносов, получив образование в России и за рубежом, обретя свободу научных и философских познаний, показал колоссальную интеллектуальную мощь русского человека.

Миллер вряд ли кривил душой, заявляя свой идеал историка: «Он должен казаться без отечества, без веры, без государя». Казаться — но не быть. Любые хроникеры и летописцы прямо или косвенно зависели от своих государей, окружения, верований, знаний.

Ломоносов не скрывал своей предвзятости в проблеме происхождения русского народа и государства. Так было не только честно, но и научно оправдано. Осознавая свою субъективность, исследователь может это учесть при окончательных выводах. Тот, кто убежден в объективности своей позиции, рискует превратиться в узколобого догматика.

Казалось бы, какая разница, был ли русский народ древним или сформировался сравнительно недавно? Народы древности нередко деградировали, а новые — набирали силу.

Миллионы людей имеют в роду знаменитых предков. У Михаила Ломоносова их не было. Разве от этого он хуже именитых, но пошлых и бездарных? Среди его потомков оказались представители знатных родов: H.H. Раевский, М.Ф. Орлов, С.Г. Волконский, Л.Эйлер, A.B. Суворов, М.И. Голенищев-Кутузов, H.H. Ланская (Пушкина). Никто из них не стал соразмерен своему великому предку.

Однако вопрос о происхождении русского народа и государства во времена Ломоносова был злободневным. Держава находилась на подъеме, и надо было показать, что есть у нее славная давняя история — не менее значительная, чем у большинства западных стран.

Байер и Миллер, а затем Шлёцер, осмысливая древнюю историю славян, русских и Руси, находились под впечатлением трудов историков Античности и раннего Средневековья, имевших смутные, а то и фантастические представления о народах Восточной Европы к северу от Причерноморья. До второй половины XIX века считалось, что племена, не обретшие государственной структуры и письменности, находились в состоянии дикости и звероподобия. К их числу относили древних славян.

Немецких историков вдохновляло высказывание автора «Повести временных лет» о том, что до принятия христианства восточные славяне жили «звериным образом, скотски» в лесах, подобно диким животным, во взаимной вражде. Такова была дань времени, ибо шла на Руси борьба с язычеством, которое выставлялось в самом неприглядном свете. Летописец преподобный Нестор призывал обратиться к добру и справедливости, «не так, что словом только называемся христианскими, а живем, как язычники».

Мнение, будто в Европе с победой христианства заметно смягчились нравы, основано на недоразумении. Достаточно вспомнить религиозные войны, завоевание Нового Света, массовые казни «еретиков» и множество других фактов. В XX веке археологи доказали, что древние племена враждовали сравнительно редко и не так ожесточенно, как это было после становления государственных систем.

…Видный русский историк XIX века академик В.О. Ключевский писал: «Вот основные черты Шлёцерова взгляда, которого держались Карамзин, Погодин, Соловьев. До половины IX века, т. е. до прихода варягов, на обширном пространстве нашей равнины, от Новгорода до Киева по Днепру направо и налево, все было дико и пусто, покрыто мраком; жили здесь люди, но без правления, подобно зверям и птицам, наполнявшим их леса. В эту обширную пустыню, населенную бедными, разбросанно жившими дикарями, славянами и финнами, начатки гражданственности впервые были занесены пришельцами из Скандинавии варягами…

Другой взгляд на начало нашей истории прямо противоположен первому. Он начал распространяться в нашей литературе… писателями XIX века».

А разве не было Михаила Ломоносова, упорно опровергавшего концепцию Шлёцера?

Современный российский историк И.Н. Данилевский прямо говорит: «М.В. Ломоносову… мы в значительной степени обязаны появлением в законченном виде так называемой «норманнской теории». Точнее, «химии адъюнкту Ломоносову» принадлежит сомнительная честь придания научной дискуссии о происхождении названия «русь» и этнической принадлежности первых русских князей вполне определенного политического оттенка».

В этом снисходительном «адъюнкте химии» проглядывает спесь обремененного знаниями узкого специалиста. Увы, можно быть знатоком русских летописей, но слабым мыслителем. Надо же учитывать особенности того времени, когда возник этот спор.

Ломоносов вступал в яростные схватки с теми, кто унижал русское национальное достоинство, возвышая воинскую доблесть и государственную мудрость германских народов. Подобные дискуссии, затрагивающие личные и национальные интересы, лишь отдаляют спорящих от истины.