Ангелочек. Дыхание утренней зари - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Бастьена, бедненького, совсем измучила рвота! И спал он плохо! Гильем все время нервничал. Нужно было взять с собой мою старую нянюшку. Я тогда еще не умела успокоить младенца…

Одно из воспоминаний было особенно ярким – день, когда все семейство Лезажей отправилось на мессу в собор местечка Сен-Лизье. Стояла прекрасная погода. Тогда Леонора еще надеялась полюбить Арьеж – место, где ее супруг родился и вырос. Но вот церковная служба закончилась, и перед ними с Гильемом появилась молодая женщина ослепительной красоты, чей фиалковый взгляд выражал глубочайшую тоску.

– Я сразу почуяла опасность! – проговорила Леонора в темноту. – А потом моего дорогого мужа будто подменили. Он стал избегать супружеского ложа, его мучила бессонница. Я могла бы и раньше догадаться, что он любит Анжелину. Но разве это ее вина?

В итоге Леонора решила, что во всем виновата Николь. Горничная постоянно подливала масла в огонь, подталкивала свою госпожу к пропасти, которая теперь разверзлась у нее под ногами. Осознание этого факта вызвало новый поток слез.

Такой ее и увидел Альфред Пенсон – потерянной, заплаканной.

– Леонора, козочка моя, что ты с собой сделала? – вскричал судья. – Гильем прогнал тебя из дома за то, что я приказал арестовать его любовницу?

– Нет! Нет! И прошу, не называй меня «моя козочка», мне это неприятно… Который час? Я думала, ты никогда не придешь! Я сижу тут совсем одна, в темноте…

– Нужно было зажечь лампы! Все необходимое на столе, достаточно чиркнуть спичкой.

Это практичное замечание окончательно взвинтило нервы молодой женщины, которая привыкла жить на всем готовом.

– Пенсон, я бы не приехала в город так поздно, если бы у меня не было на то серьезной причины! – твердым голосом проговорила она. – Ты должен меня выслушать, а потом сделать, как я прошу. Обещай, что так и будет!

Судья как раз зажигал висячую лампу с красивым резным каркасом из меди.

– Я не стану ничего обещать, пока ты не объяснишь суть дела, Леонора.

– Почему ты называешь меня по имени и таким равнодушным тоном?

– Ты и вправду сама не своя! – вскричал он. – Ты запрещаешь называть себя ласковыми именами, запрещаешь произносить свое имя. Что мне остается? И разговариваю я с тобой в том же тоне, что и ты. Кстати, хочу заметить, он мне совсем не нравится!

Долгожданный разговор не ладился, и Леонора поспешила добавить голосу мягкости.

– Альфред, дорогой, прости меня! Прости! Но я так испугалась! Ты – мое единственное спасение, единственное прибежище, и ты все не приходил… Я уже стала думать, что я и мои заботы тебе безразличны!

Судья предпочел уклониться от прямого ответа.

– Я полагал, ты должна быть довольна. Даже рассчитывал на твою признательность… Это я-то так мало забочусь о твоих проблемах, что не далее как сегодня оказался в весьма затруднительном положении! Твой супруг угрожал мне, и у него был вид безумца! Что до вашей ведьмы с глазами странного цвета, то она говорила со мной свысока, словно это я – преступник, а у нее совесть чиста. Признай, Леонора, эта повитуха Лубе не похожа на женщин без стыда и совести! Глядя на нее, я думал о благородном раненом звере, который защищается до последнего. История ее служанки, кстати, очень похожа на правду.

Пенсон умолк. Это была неприятная для него тема. Допрос, учиненный Анжелине и Розетте, заставил его усомниться в двуличности и аморальности этих женщин. В своих показаниях они не противоречили друг другу, и слова обеих буквально дышали искренностью, а это чувство очень трудно сымитировать. Подсознательно он уже начал понимать, что его, вероятнее всего, одурачили, и испытывал по отношению к Леоноре смутное раздражение.

– Рассказ девушки заслуживает доверия, – сказала Леонора. – Я уверена, что так все и было. Жозеф де Беснак, муж повитухи, сегодня вечером рассказал моему мужу эту драматическую историю. Альфред, я не знала всех обстоятельств дела Розетты, иначе я бы не стала тебе рассказывать. Дорогой мой, любовь моя, освободи их! Я совершила ошибку и теперь не могу успокоиться. Посмотри на меня, я уже выплакала все глаза!

Альфред Пенсон вскинул брови, но уже через мгновение выражение изумления сменилось оскалом ярости, и он забегал взад и вперед по комнате.

– Освободить этих женщин? А может, еще и дать им по медали? Ты думаешь, правосудие – это детская игра? Сначала я, движимый состраданием, верю тебе на слово и на основании доноса твоей горничной отдаю приказ арестовать и судить человека, а потом через день объявляю его невиновным и отпускаю! Так ты себе это представляешь? Нет, Леонора, я не марионетка! Несколько дней назад ты требовала, чтобы эту даму, любовницу твоего мужа, бросили в тюрьму, но стоило твоему желанию сбыться, как ты идешь на попятный! Согласись, это неразумно и непоследовательно!

– Если бы я была разумной, я бы не прибежала на первое же свидание, которое ты назначил мне в письме! С моей стороны это было верхом неосмотрительности. Умоляю, Альфред, не будем ссориться, у меня нет на это сил. Это правда, я просила тебя покарать Анжелину де Беснак, потому что завидовала ей – ее красоте, элегантности, уму. Но я ошиблась, выбирая себе врага. Единственный, кто виноват во всем, – это Гильем!

Леонора так и осталась сидеть в кресле. Прическа ее растрепалась, борта жакета разошлись, открывая глубокий вырез на груди, щеки порозовели от волнения.

– Слишком поздно! – проговорил судья, старательно отводя глаза. – Сегодня за ужином я рассказал о деле повитухи начальнику полиции и супрефекту. Теперь я не могу отозвать дело, но даже если бы и мог, не стал бы. Каждое противоправное деяние должно быть наказано. Я – судья, не забывай об этом!

– А еще ты – человек, который многие годы по долгу службы вынужден общаться с людьми из низов, и далеко не всегда это люди достойные. Но эта женщина, Анжелина, и ее служанка не сделали ничего по-настоящему ужасного. Ты видел Розетту. Признай, она производит благоприятное впечатление! И в деле об аборте она – прежде всего жертва! Альфред, я не смогу спать спокойно, если эту бедную девушку отправят в Гвиану! Это будет так несправедливо!

– А как же случай пастушки Адель, которая умерла от аборта? По свидетельству твоей горничной, операцию произвела все та же повитуха Лубе!

– Николь солгала… отчасти. В местечке Лор девушка и правда умерла по вине акушерки, которая предложила избавить ее от плода. Об этом Николь рассказала наша кухарка.

– Все лучше и лучше! – взвизгнул представитель закона. – Это тоже преступление – обвинять человека напрасно и без доказательств! Я могу привлечь Николь за лжесвидетельство! Проклятье, Леонора! В хорошенькое же дельце ты меня втравила! Такого я от тебя не ожидал. Сегодня я открыл в тебе новые черты, и они мне очень не нравятся!

– Прости меня, Альфред! Сжалься! В последнее время мне было очень плохо, и я утратила здравый смысл. Я хотела уничтожить Анжелину, стереть ее с лица земли. Я знала: если мне это удастся, я заставлю Гильема страдать! Вот, я сказала тебе всю правду. Пойми меня и отпусти Анжелину и Розетту! Ты можешь все! Тебе стоит только сказать слово, я это знаю наверняка!