Русский школьный фольклор. От «вызываний Пиковой дамы» до семейных рассказов - Александр Фёдорович Белоусов

в большинстве своем достаточно сентиментальны или, наоборот, иронизируют над этой сентиментальностью. Чувствуется, что авторы альбомных стихотворений стараются придать своим произведениям более «взрослый» потенциал. Альбом XVIII — начала XIX века — это альбом барышень, а не детей, и первые ученические альбомы имели подражательный характер. Они бытовали параллельно с альбомами взрослых, пока окончательно не перешли в детскую традицию. Поэтому содержание альбомных стихов вполне соответствует детскому мировоззрению: сентиментально-подражательные стихи — это знак вхождения во взрослую культуру, также как и ирония над формой и содержанием альбомного стихотворения — это знак снисходительного отношения к такому «повзрослению». Ориентация на «взрослую» стихотворную культуру доказывается большим количеством реминисценций.

Альбомные стихи — формульная поэзия. Этого требует лаконизм поэтического экспромта, сущность жанра, близкого к дифирамбу, мадригалу и иногда даже к эпитафии, а также ограниченность альбомной страницы. Частое нарушение рифмы и ритмики объясняется не только поэтической неопытностью. Альбомная поэзия — это composition in performance. Альбомная страница — это беловик, и здесь невозможны исправления и правка.

Несколько слов об оформлении детского альбома 1920 — начала 1930-х годов. Он отчасти сохраняет свою живописную форму — чередуются изображения сердец, цветов (которые уже теряют свою знаковую символику). Сохранились устойчивые орнаменты, портреты подруг, местные пейзажи. Вместе с тем это уже другая техника иллюстрирования: вырезанные и наклеенные картинки, сердца из фольги. Если в альбомах гимназисток встречаются только птицы (с особой символикой), то здесь уже самый разнообразный животный мир: щенки, собаки, котята, лошади и даже поросята. Альбом 20-х годов очень напоминает своим живописным разнообразием заднюю стенку крестьянского сундука или солдатского чемодана с потрясающим рядом всевозможных, ярких картинок и фотографий. Вторгается в альбом и пионерская тематика — наклеенные картинки трубачей и барабанщиков, появляется и пионерская поэзия.

В школьном альбоме 20 — 30-х годов значительно реже цитируются упомянутые выше поэты — остаются, пожалуй, только Пушкин и Лермонтов. Иногда даже встречаются совершенно «непрограммные» для того времени авторы — С. Есенин («Выткался на озере алый цвет зари») и даже К. Бальмонт («Нет дня, чтоб я не думал о тебе»). Альбом, отражая общекультурную ситуацию конкретного времени, остается интимным дневником.

Авторский пласт в альбомах 20 — 30-х годов заменяется своеобразным разделом «Для воспоминаний», где часто доминирует новая лирика — «На Варшавском, на главном вокзале», «На муромской дороге», «Серая юбка», «Детский садик, как пчелиный рой» и многие другие. Этот раздел составляет только «новая лирика» (типа жестокого романса), столь популярная в крестьянской и окраинногородской среде, и примитивная поэзия.

Многие «жестокие романсы» перешли в девические альбомы как из устной традиции, так и из альбомов девушек предшествующих поколений и многочисленных печатных песенников. Известная доля романсов стала распространяться и бытовать в школьных альбомах только в письменном виде, переходя из альбома в альбом. Альбом — квинтэссенция любовных чувств, поэтому тема несчастной любви, ревности, измены, воплощенная в «жестоких романсах», находит здесь свое место наряду с элегическими, мадригальными и пасторальными стихотворениями. Сравним текст из послевоенного альбома, явно связанный с традицией жестокого романса:

Увлеклась ты рано, девица,

В эти юные годы свои.

Посмотри на себя, девица.

Любовь путает мысли твои.

(ИРЛИ, р. V, 99-3-12)

Более того, в детский альбом проникают тюремные романсы и песни, причем поражает обилие «репрессивной» лексики, свойственной тому периоду:

...Тут сознался он, что убил сестер,

Чтоб домом ему завладеть.

И лишенный был прав осужденный.

Был с изоляцией 10 лет.

(ИРЛИ, р. V, 57-2-17)

Девичий, прежде всего школьный, альбом 30-х годов стал более открытым, в отличие от гимназического, для фольклорных проявлений разных культур и субкультур: крестьянской, воровской (очень часто встречаются классический именной ряд воровской песни — Мурка, Лялька и т. п.), детской. Фольклорные мотивы все глубже проникают в альбом. В стихах высвечиваются устойчивые фольклорные словосочетания: «И вспомнишь ты златые горы» («Когда б имел златые горы»), «Ехала на бал», «Имеет губки бантиком» (детская словесная игра «Барыня»), «Галя бегала, шалила» (дразнилка на плохую ученицу). Встречаются частушки и близкие к частушкам тексты:

В Ленинграде учиться собирается,

Вставил зубы золотые — рот не закрывается.

(ИРЛИ, р. V, 139-1-9)

Некоторые тексты, бытующие в песенниках последнего десятилетия, также связаны с частушечной традицией:

Почему часы все ходят,

Почему не бегают?

Почему мальчишки сразу

Поцелуя требуют?

Но, наверное, самым ярким примером использования фольклорных формул для создания альбомного стиха является следующий текст:

За стеклянными дверями

Лелю матрос целовал.

И спросил, сверкнув очами,

Вы поедете на бал?

(Альбом Е. И. Рыжковой, конец 20-х годов)

Первая строчка — зачин детской считалки; вторая — устойчивое для новой лирики сочетание образов и имен — матрос, Леля; третья строчка — лермонтовское «Бородино», четвертая — из детской словесной игры «Барыня». Четыре реминисценции в четырех строчках!

Тезис о сильной крестьянско-посадской фольклоризации школьного альбома подтверждается большим количеством реминисценций из «народных любовных писем». Фольклорный текст - одно из базовых составляющих ритуала и традиционного этикета. В контексте этикета «ухаживания» в конце XIX — начале XX века существовала оригинальная письменная традиция — «народные любовные письма». Они имели стихотворную форму и были распространены повсеместно: их посылали своим милым грамотные и неграмотные крестьянки и мещанки. Писали такие письма и мужчины, но их письма «короче, более путаны и нескладны и страдают некоторой сочиненностью», как замечает Н. Виноградов[117]. Здесь же опубликованы два письма с надписями на обертке: «Письмо неграмотной девушки-крестьянки милому» и «Письмо грамотной мещанки милому». Они весьма сходны между собой, но первое отличает большая искренность и безыскусственность. В нем особенно видится прообраз позднего послереволюционного школьного девичьего альбома (в смысле жанра и поэтики). Размер стихов, как пишет Н. Виноградов, похож на размер подписей к лубочным картинкам.

«Письмо неграмотной девушки-крестьянки милому»

1. Беру я перо в руки,

Начинаю писать от скуки;

Перо мое золотое,

Пишу письмо дорогое:

5. Сахару медовому,

Яблочку садовому,

Меду сычёному,

Винограду зеленому,

Свету-пересвету,

10 Тайному совету,

Имени тебе нету;

Про имя твое

Знает сердце мое:

По тебе мое сердце вздыхает,

15. Давно к себе дожидает.

Не сокрушался бы мил заочно обо мне,

Побывал бы мил как можно скорее ко мне.

Как