Я тебя верну - Маргарита Дюжева

Не знаю, что за скелеты спрятаны в шкафу у Артура, но там явно что-то посерьезнее Оленьки и ее бездарных подстав.

— Ты, кстати, папочку-то посмотри. Там мелочи, но если копнуть поглубже, то уверен о семействе Черновых можно узнать много интересного. Там что дочь, что мать. Так что забирай оттуда свою Ярославу и валите в закат.

— Сейчас этим и займусь

— Насчет работы не надумал?

— В процессе. Пока не знаю, чем закончится весь этот геморрой с разводом.

— Звони если что. Люди с таким опытом и такой хваткой, как у тебя, мне нужны.

— Подумаю.

Мне не до работы. Я уже даже думать забыл о том, что возможно придется уходить и искать новое место. Сейчас для меня главное — это Ярослава. Забрать, привезти домой, закутать в плед и никуда не отпускать.

***

Возле участка меня уже поджидает адвокат.

Власенко Артем Вениаминович. Низенький, лысенький, толстенький, какой-то весь серый и неказистый, но с глазами хладнокровного убийцы. Он лучший. Ни одного проигранного дела, никаких сантиментов, только стальной характер и профессионализм.

— Есть новости? — спрашивает он после того, как обмениваемся рукопожатиями.

— Полный пакет, — протягиваю ему папку.

Он бегло пробегает взглядом по фотографиям и записям и без единой эмоции кивает:

— Так и думал. Сейчас все решим. Говорю только я, понятно?

— Да.

Это правильное решение. Мне сейчас дай волю — я такого нагорожу, что самого упекут за решетку.

Мы направляемся ко входу, и тут я замечаю Чернова, бегущего к нам со всех ног. Наблюдаю за тем, как он приближается, отдуваясь и стирая с лысины пот.

— Влад! — сипит, поравнявшись со мной, — ну что, как Яся?

— Вы разве не приехали сюда вчера, или ночью, или с самого утра, чтобы выяснить этот вопрос? — холодно спрашиваю у него, — не наняли адвоката? Не подтянули все свои связи?

— Собирался, — сконфуженно ответил он, — Просто сразу не смог…Так вышло.

— Что, жена не отпустила? — не могу удержаться. Меня просто рвет и порет от этого «папаши» и от всей их семейки, — Не переживайте, без вас обошлись. Сейчас заберу Ярославу и поедем домой.

— Разобрались, что там произошло? — все еще пытаясь отдышаться, увязывается следом за мной.

— Разобрались, — киваю, поднимаясь по ступеням. Чернов семенит рядом, раздражая своим присутствием, — ваша младшая подстроила нападение на саму себя и обвинила во всем Ясю, с целью заставить меня забрать заявление и не разводиться с ней.

— Не может этого быть!

— Может, — трясу папкой, — доказательств у нас предостаточно, а вы зачем, собственно говоря, пришли? Чтобы Ярославе помочь? Или чтобы Ольгу защищать?

— Они обе мои дочери и я их люблю…

— Понятно, — отмахиваюсь и иду за адвокатом, который как ледокол прокладывает себе путь вперед.

— Я просто не могу в это поверить, — сокрушается тесть, — просто не могу. В голове не укладывается. Как же так?

— Мне жаль.

На самом деле мне просто плевать, что он там пыхтит и вздыхает. Голова занята другим. Сколько времени потребуется Самойленко, чтобы уладить все формальности? Она и так провела здесь целую ночь, как какая-нибудь преступница! В этом деле все просто и очевидно, но все знают, как у нас любят составлять протоколы и заполнять миллионы бумажек, для создания видимости работы.

— Дальше я сам, — произносит Артем Вениаминович перед нужным кабинетом, и мне приходится остаться под дверью.

Пока он общается со следователем, занимающимся делом Ярославы, я как заведенный, меряю шагами унылый коридор, мечусь из стороны в сторону, а ее батя сидит на лавке, трет лицо рукой и горестно вздыхает. Вид у мужика несчастный и потерянный. И это он еще не знает, что интересного припасено в тоненькой папочке.

В этот момент звонит отец, и я отхожу подальше чтобы с ним переговорить:

— Что у вас там происходит? — новости о Ярославе докатились и до него.

— Ничего хорошего, — я так запарился, что даже врать и выкручиваться не хочу. Рассказываю ему все Отец слушает, не перебивая:

— Свяжись с Власенко.

— Уже. Он здесь, разговаривает со следователем.

— Что Чернов?

— Тоже здесь. Сидит вздыхает. Не знает кого защищать.

— Мне приехать?

— Нет. Все нормально. Сами справимся.

— Если помощь потребуется — звони.

— Обязательно.

Вот и весь разговор. Коротко и по делу. И я знаю, что мои на моей стороне. Иначе и быть не может. Мы же семья, а в нормальных семьях все друг за друга горой.

Проходит пять минут, десять, полчаса. Я уже готов на танке и с гранатой в руках ломиться на амбразуры, но дверь кабинета открывается и на пороге появляется адвокат, следом за ним хмурый следователь:

— Поздравляю, можете забрать гражданку Чернову.

— Заберу, не сомневайся, — ворчу себе под нос и иду следом за ними.

Мы спускаемся на первый этаж, туда, где за решеткой виднеется узкий коридор с решетками временных камер.

— Ждите здесь, — отдает распоряжение следователь, а сам направляется к дежурному.

Меня крутит от нетерпения и от тревоги.

Как прошла для нее эта ночь? Лично я глаз не сомкнул и еле дождался утра. Фантазия рисовала жуткие картины с допросами, побоями и дикими измывательствами. Что если ей подсадили в камеру бомжа-забулдыгу? Или шалаву обколотую? Или какого-нибудь отморозка? Если с ней или с ребенком что-то случится, я своими собственными руками всех закопаю.

Вскоре слышу шаги, и в коридоре появляется Ярослава в сопровождении дежурного.

Вопреки моим ожиданиям, она абсолютно спокойна и даже с румянцем на щеках. Улыбается при виде меня и тут же хмурится, завидев отца.

Девочка моя, бедная. Не представляю, что сейчас она чувствует…

Однако, у этой бедной девочки оказывается просто стальной хребет.

Она выходит из клетки, вся такая собранная, холодная. Глаза полыхают решимостью.

— Идем домой? — тяну ей руку.

— Сейчас пойдем, — Ярослава кивает, а потом обращается к инспектору, — я хочу написать заявление. На Чернову Ольгу Борисовну. За клевету, за оскорбление чести и достоинства, за дачу ложных показаний, за подставу, за инсценировку преступления.

Ее голос спокоен и тверд, во взгляде ни единого колебания. Ей тут же подсовывают лист бумаги и ручку, и она, не оглядываясь на нас, начинает писать. Жестко, отрывисто, хладнокровно. Я понимаю, что Ольге конец. Яська теперь будет ее драть, пока шкура лохмотьями не слезет. Не отступит.