Колдунья - Филиппа Грегори

— Это будет не замок, — объяснял он супруге. — Это будет нормальный дом. Современный, в стиле Тюдоров. Дом для долгой, мирной жизни.

Он с упоением описывал планировку здания: вместо узких бойниц — настоящие окна, в каждой комнате свой камин с отдельной дымовой трубой. Он сразу заставил бы людей копать котлован под фундамент, но земля так замерзла, что в нее невозможно было загнать даже острый нож. Так что пока Хьюго прикидывал размеры, делал чертежи, показывал их Дэвиду, спорил с ним о том, где делать кухню и пекарню, сколько нужно комнат и какой должен быть фасад. Когда в ранние зимние сумерки он появлялся в замке, дамы трепетали от волнения, как куры в курятнике при приближении лисицы. Хьюго оглядывал их темными смеющимися глазами, на несколько минут уводил ту, которая приглянулась, в какой-нибудь темный коридор и получал там грубое удовольствие.

Элис заметила, что Хьюго редко пользовал одну и ту же даму два раза подряд. Он никогда нарочно не обижал их, не устраивал с ними диких и жестоких игр, как с женой. Просто удовлетворял похоть и сразу отпускал.

И дамы обожали его за это. Элис часто слышала, как они весело обменивались по этому поводу впечатлениями.

— Он такой проказник!

— Вылитый старый лорд в молодости!

— Настоящий мужчина!

Однажды он и к Элис так же протянул руку и с насмешливой улыбкой приподнял черную бровь. Девушка посмотрела сквозь него ничего не выражающим взглядом, он коротко хохотнул и сразу отвернулся. Принял ее отказ так же просто, как и приглашение. Элис слышала, как он что-то насвистывал, сбегая вниз по лестнице. Она уже не волновала ему кровь — у него и без того было много развлечений. Он больше не навещал ее, когда Кэтрин спала, а Элис больше и не ждала этого. В игре с ним она рискнула поставить на кон свою страсть, но проиграла, и страсть куда-то исчезла.

Осталась лишь надоедливая, мучительная уверенность в том, что Хьюго нужен ей, эта уверенность коренилась где-то гораздо глубже, чем страсть. Элис проверила их чувство на прочность, и чувство не выдержало. Хьюго с легкостью от нее отказался, и она поняла: ее власти и над любимым мужчиной, и над всем миром пришел конец. Ее сила куда-то утекла, пропала — так мрачным зимним вечером бледный закат едва померцает на тусклой линии горизонта — и его нет.

Однажды, когда она поднесла руку к груди старого лорда, кристалл на тесемке остался на месте, даже не шевельнулся.

— Ты потеряла силу, Элис? — прямо спросил милорд; его глаза широко и настороженно раскрылись, словно у встревоженного филина.

— Думаю, да, милорд, — подтвердила она, похолодев до самых костей. — Не могу получить желаемое, а не хотеть не умею. Все валится из рук, ни до чего нет дела. А теперь, судя по всему, еще и дар пропал.

— И какова причина? — уточнил его светлость.

— Хьюго, — пояснила Элис. — Он захотел, чтобы я стала как все, простой любовницей. И теперь я настолько как все, что он не замечает меня. Ради любви к нему я растратила свою силу, теперь у меня нет ни силы, ни любви.

Услышав это, старый лорд отрывисто засмеялся, постепенно перейдя на кашель и хриплую одышку.

— Тогда пришли ко мне Мору, — велел он. — Пускай теперь она лечит вместо тебя. Кэтрин говорит, что доверяет Море абсолютно, что она великая целительница и знает о травах все.

Девушка кивнула; видно было, что она страдает.

— Как пожелаете, — промолвила она; слова слетели с губ, как холодные снежинки.

Она осталась у старого лорда в качестве секретаря, правда, во время болезни и Великого поста он отправил всего несколько писем. Но когда во вторник после Пасхи Элис сидела в дамской галерее у широкого окна эркера, она увидела с полдюжины голубей, возвращавшихся с юга; они облетели вокруг замка, изменили направление и, как стрелы, потерявшие силу инерции, стали падать на свою голубятню, устроенную на крыше круглой башни. Значит, из Лондона прибыли срочные вести. Элис присела перед Кэтрин и покинула галерею. Она приблизилась к двери как раз в тот момент, когда с лестницы, ведущей на крышу, спустился слуга, держа в руке небольшой листочек бумаги. Элис последовала за ним в комнату его светлости.

— Прикажете прочитать? — обратилась она к старому лорду.

Тот кивнул. Элис развернула бумагу. Письмо было на латыни. Элис пробежала глазами по строчкам.

— Непонятно, о чем речь, — удивилась она.

— Читай, — распорядился лорд Хью.

— Во вторник на Пасху испанский посланник не принял приглашение королевы с ней отобедать. Король отправился с посланником на мессу, и брату королевы было велено их сопровождать.

— Это все?

— Да, — ответила Элис. — Только что это значит?

— Это значит, что девчонка Болейн пала, — сообщил лорд Хью без всякого сожаления. — Слава богу, с Сеймурами мы добрые друзья.

Этими словами он будто выбил эпитафию на могильном камне. Затем он закрыл глаза и задремал. Глядя на его суровое, неумолимое лицо, Элис думала, известно ли самой королеве Анне, что она потерпела фиаско.

У Элис в замке не было почти никакой работы, она лишь читала старому лорду и сидела с леди Кэтрин. Сложную вышивку ей теперь не доверяли — миледи жаловалась, что Элис стала рассеянной. Также девушка утратила чутье к травам, ее пальцы стали такими холодными, что Кэтрин всякий раз вздрагивала от их прикосновений. С каждым днем дел у Элис все убавлялось; ей оставалось только следить за Хьюго и ждать, когда тот пройдет мимо, так и не заметив ее в тени.

Она худела и пристрастилась к вину, за обедом выпивала все больше, так как еда не шла в горло. Только это помогало ей уснуть и видеть долгие сны, в которых рядом с ней был Хьюго и их маленький сын, она держала малыша на руках, и на ней было красивое желтое платье с алыми шелковыми прорезями и оторочкой из белоснежного меха.

Все чаще шел мокрый снег, затем он сменился дождем, земля стала оттаивать. В конце апреля молодой лорд уже с утра уезжал куда-то верхом и возвращался после заката. Начали рыть котлован под фундамент нового дома. А в тот день, когда была закончена общая планировка, Хьюго вернулся в полдень. Весь в грязи, он ворвался в галерею, где Кэтрин вышивала гобелен, Мора лениво поддерживала ткань, а Элис, Элиза и Рут подшивали кайму.

— Ты должна обязательно посмотреть, Кэтрин! — воскликнул Хьюго. — Ты увидишь, где будут комнаты, предназначенные для тебя и для нашего сына. Ей ведь можно, правда, Мора? Верхом на серой?

Он смотрел на старуху, а Элис словно не видел. Девушка не отрывала глаз от шитья, но всем существом чувствовала его присутствие рядом, как форель в воде чувствует тень рыболова.

— Только если лошадь смирная, — сказала Мора. — Езда верхом не повредит ни миледи, ни ребенку, но не дай бог, она упадет, это может кончиться плохо.

— И все дамы тоже поедут, — радостно продолжал Хьюго. — Все! Небось совсем зачахли в четырех стенах без свежего воздуха, как птички в клетке. А ты, Элис, разве не хотела бы снова подышать воздухом пустоши, вдохнуть аромат вереска? Ощутить, как ветер дует в лицо?