Китай при Мао. Революция, пущенная под откос - Эндрю Уолдер

во многом теми же средствами, которые применялись во время подпольного коммунистического движения в подконтрольных националистам регионах вплоть до 1949 г. Впрочем, в 1966–1967 гг. ГДКР действовала гораздо более открыто и публично, поддерживая при этом частные (граничащие с конспиративными) связи с наиболее влиятельными лидерами хунвейбинов.

Как сама ГДКР, так и ее программы поначалу не отличались большим охватом, но быстро набрали обороты. Все началось в июне – июле 1966 г., когда ГДКР направила отдельных сотрудников низшего звена, профильных сотрудников и журналистов-расследователей в вузовские кампусы в Пекине для установления контактов со студентами-активистами, чтобы иметь возможность передавать последним тайную информацию и рекомендации. По мере стремительного разрастания движения хунвейбинов в августе сотни журналистов из «Газеты НОАК» («Цзефанцзюньбао») и ИА «Синьхуа» привлекались в качестве координаторов и размещались в вузах по всему Китаю. В конечном счете насчитывалось около тысячи подобных «кураторов». Журналисты устанавливали контакты с лидерами хунвейбинов, регулярно направляли отчеты начальникам в Пекине и зачастую передавали информацию и наставления студентам-активистам в связи с предстоящими изменениями в политике «культурной революции». Получаемые ГДКР доклады трансформировались в материалы для «Вестника “культурной революции”», который печатался тиражом в менее чем 20 экземпляров и передавался Мао и выборочной группе государственных деятелей. «Вестник» выступал альтернативным источником информации по отношению к более официальным и широко циркулирующим среди партийной элиты изданиям, которые готовило ИА «Синьхуа», в частности, «Нэйбу цанькао», выпускавшее с августа 1966 г. приложение под названием «Тренды “культурной революции”». К ноябрю приложение публиковалось два раза в день [MacFarquhar, Schoenhals 2006: 79–81; Walder 2009: 169–170].

Через эту разведывательную систему Мао и ГДКР отслеживали тенденции развития студенческого движения, придавали ему желаемое направление, выявляли и продвигали многообещающих и готовых к сотрудничеству лидеров и призывали к дисциплине тех студентов, поведение и слова которых не состыковывались с основной линией. Ближе к концу 1966 г. сеть контактов стала играть ключевую роль в выявлении хунвейбинов-диссидентов, которые были настроены по отношению к ГДКР критически, а также в организации их задержаний и порицания. Отдельные контактные лица, вовлекаясь в работу ведущих повстанческих групп, стали заметными фигурами в кампусах и воспринимались как авторитетные источники информации и рекомендаций, обеспечивающие прямой выход на ГДКР. По мере консолидации ГДКР связей с находящимися под их покровительством фракциями студентов в столице пекинское студенчество начало создавать «контактные станции» в провинциальных центрах по всему Китаю, распространяя рекомендации и наставления хунвейбинам на местах. Таким образом, добавился еще один, более публичный уровень национальной сети влияния ГДКР. К осени 1966 г. ГДКР регулярно проводило в резиденции «Дяоюйтай» консультации и заседания с лидерами хунвейбинов по стратегическим вопросам. С течением времени встречи начали проводить даже в государственной резиденции «Чжуннаньхай» и Доме народных собраний[148] [Walder 2009: 154–171].

Мао и ГДКР предпринимали множество как весьма заметных, так и менее очевидных, даже весьма рутинных шагов по содействию повстанцам-студентам. СМИ постоянно поддерживали протестующих, не скупясь на чрезмерные высокопарные похвалы в их адрес. Начиная с 18 августа, Мао и другие руководители неоднократно появлялись на гигантских собраниях людей, проходивших на площади Тяньаньмэнь, лично. Каждое появление лидеров широко освещалось в национальных СМИ. Ко времени последнего из серии митингов в ноябре того же года количество участников подобных сходок достигало почти 12 миллионов [Leese 2011: 129–134]. Вполне очевидно, что студенты могли полноценно посвятить себя этой кампании, лишь отложив в сторону учебу. Любые препятствия на пути политической активности были уничтожены в середине июня, когда занятия и завершающие их экзамены были просто отложены. Кроме того, были отменены и выдача дипломов, и распределение на работу, и вступительные испытания. Студентам теперь оставалось только два занятия: сидеть по кампусам и участвовать в кампании. Не менее важным было распоряжение общежитиям и общепиту продолжать работать во время летних каникул и после их завершения. В конце августа органам общественной безопасности и вооруженным силам было приказано не вмешиваться в деятельность хунвейбинов. Эти инструкции жестко соблюдались вплоть до декабря 1966 г., когда силам безопасности дали разрешение преследовать студентов, выступивших с критикой по отношению к ГДКР [Walder 2009: 148–150].

Несмотря на все описанные меры, ГДКР тем не менее столкнулась с проблемой контроля движения хунвейбинов, которое неоднократно генерировало противоречия и скандалы, требовавшие вмешательства властей. Посредством все более неприкрытой и грубой манипуляции ГДКР удавалось направлять движение по желательному для себя пути, однако маневры структуры были встречены в штыки. Оппозиция ГДКР стала столь существенной и причиняющей беспокойство, что в конце года властям пришлось направить силы безопасности на подавление восставших, инициировав волну арестов среди хунвейбинов-диссидентов.

Хунвейбины в университетах

Знаковым проявлением закулисных манипуляций властей в отношении движения хунвейбинов стало появление в Пекинском университете «первой марксистско-ленинской стенгазеты», которая приобрела общенациональную известность и стала считаться первым залпом «культурной революции». 25 мая 1966 г. несколько преподавателей марксизма-ленинизма с кафедры философии Пекинского университета вывесили стенгазету, в которой клеймили ректора и по совместительству партийного секретаря вуза и еще двух чиновников как ревизионистов, связанных с антипартийной кликой Пекина. Им инкриминировался заговор в целях препятствования свободной мобилизации народных масс и низведения кампании до небольших форумов, в рамках которых они могли осуществлять свой «тлетворный» контроль. Редколлегия стенгазеты утверждала, что поведение официальных лиц продемонстрировало их принадлежность к «кучке ревизионистских элементов наподобие Хрущева» [Mac-Farquhar, Schoenhals 2006: 56–57].

Несмотря на почти мистический статус детонатора движения хунвейбинов, который имела эта стенгазета, сделавшая своих создателей политическими знаменитостями, среди авторов материала не было ни одного студента. Стенгазета была делом рук высокопоставленных членов партии. Не Юаньцзы, признанная основным автором материала, являлась членом партийного комитета университета, а также секретарем объединенной партийной ячейки кафедры философии. В 1966 г. ей уже было 45 лет, к тому времени за ее плечами была долгая история служения партии в качестве революционного кадра: во время японского вторжения она бросила школу и работала политическим активистом в Яньане. Продолжительный опыт работы Не Юаньцзы в КПК обеспечил ей широкий доступ к высшему руководству Китая. Она оказалась удачной кандидатурой на роль человека, которому можно было доверить разоблачение партийного руководства университета. Не Юаньцзы и ее сторонники были среди тех людей, которые совершали нападки на администрацию университета двумя годами ранее, во время Движения за социалистическое воспитание. И она, и ее коллеги были также подвергнуты критике, когда кампанию развернули назад. Не Юаньцзы и ее сторонники оказались в политически деликатном положении, продолжая работать под руководством партийного секретаря, которого они попытались сместить. Многие из этих людей были в процессе организации своего перевода на иную работу [Walder 2006: 1025–1026; 2009: 35–36].

Знаменитая стенгазета возникла при негласном потворстве Кан Шэна, который направил в Пекинский университет