Башмаки на флагах. Том 3. Графиня фон Мален - Борис Вячеславович Конофальский

Напитки были ему известны с молодости, с тех лет, когда воевал он в бесконечных войнах на юге, в благословенных Богом странах, чьи господа никак не могли жить в мире друг с другом.

К аперитивам приносили блюда с закусками. Изысканное вяленое тонко резанное мясо, десяток видов сыров, чищеные апельсины и слишком хорошие для этого времени года яблоки с мёдом.

Несмотря на богатство стола, генералу едва давали что-либо съесть. Банкиры спрашивали и спрашивали его о кампании. Их интересовало всё: и его отношения с маршалом фон Боком, и кто воевал за мужиков, и какие потери он нёс. Многие вопросы ему не нравились. Особенно не понравился ему вопрос про мушкеты, его задал господин Леманн:

— А правда, что новые ружья, эти… мушкеты так хороши, как о них говорят? Неужели они так сильны?

«А не слишком ли ты любопытен, друг мой? Зачем тебе это знать? Или вы решили торговать ими? И что же мне тебе ответить? Сказать, что оружие дрянь, так подумают, отчего я его делаю и делаю у себя в мастерских. Сказать, что оружие хорошо, так ещё сами затеют делать. Проныры, с них станется».

Но нужно было отвечать на вопрос, и Волков сказал:

— Волшебное оружие дано Господом пока только излюбленным архангелам его. А нам дано всякое, что в одном месте хорошо, а в другом плохо. Хорош мушкет тем, что бьёт так крепко, что пробивает пехотный панцирь на ста шагах, но при том ещё далек он от совершенства, ибо тяжел, очень долго заряжается и не выдерживает силы своей собственной. Разрывает его частенько, и посему стрелка ранит и увечит, а после тридцати выстрелов, за день сделанных, — была такая стрельба у моих людей — так железо у многих ружей трещинами идёт.

Ответил хорошо, складно, вроде и не соврал, но и того, что во многом его победы мушкетами сделаны, не выказал. Да ещё и добавил того, что всякому банкиру покажется важным:

— Да и дороги они, и стрелять из них накладно, и ремонтировать.

Всё накладно.

Господин Леманн и другие господа банкиры понимающе кивали, а тем временем прошла перемена блюд. Но столе появилась крупная селёдка. И не та, что едят простолюдины, а перед посолом потрошённая. Жирная, с тмином и без горечи. Отличная еда. Но к ней надо пиво, а у этих банкиров на столе пива не было. А с селёдкой появились белые и красные рыбы на великолепных блюдах, и варёные рыбы с укропом, и жареные. К ним несли лимоны и белые вина во множестве, и рейнские, и токайские.

Каждому поставлена была серебряная чаша для омовения рук и даны белоснежные полотенца, все положили их себе на колени.

Как новые блюда были поставлены на стол, как господа начали пробовать рыб и вино, банкиры снова стали засыпать его вопросами. Словно на комиссии перед святыми отцами он сидел, а не на званом ужине

И тут вопросы пошли уже более дельные, тонкие, хитрые. Видно, до того эти господа банкиры ему больше зубы заговаривали да ждали, пока он выпьет вина. А потом раз, и с улыбочкой вежливой спрашивает один из них:

— Говорят, вы взяли большую добычу?

Пьетро Ренальди спросил и глядит проницательно, за выражением его лица наблюдает. Глаз от него не отводит, кусочек белой рыбки на вилочке его стынет напрасно, но банкиру плевать на рыбку, он ждёт ответа.

«А вот мы, кажется, и о деле начинаем разговор».

А кавалер делает вид, что это вопрос простой. И он готов на него сразу отвечать.

— Слава Богу, слава Богу, — кивает он, выжимая лимон на отличный кусок красной рыбы, — взяли, но людишки мои стали злиться, и пришлось передать половину моей доли солдатским корпорациям. Так что мне из той добычи немногое достанется.

— Ах, какая досада, — сочувствовал Ренальди Кальяри. — А каких-нибудь контрибуций разве не взяли вы из окрестных мест?

— Взял, взял, — говорил генерал, отпив токайского, — с одного города, да городок тот был мал, денег взял с него немного, но взял хорошего столового серебра и товаров, а второй городок, что был рядом, разграбили ландскнехты, воры! С него и взять было нечего.

Волков чувствовал, что господа подходят всё ближе и ближе к главному предмету их беседы, и не ошибся. Тут как раз заговорил самый молодой из присутствующих за столом. Спрашивал Энрике Кальяри это легко, словно мимоходом, но Волков знал, что это и есть главный вопрос:

— А ещё слухи ходят, что вы отыскали в реке сокровище Эйнца фон Эрлихгена, которого вы называете железноруким.

«О! Да вы, молодой человек, даже потрудились вызнать и запомнить имя этого колдуна, видно, вас всё это дело очень интересовало».

— Ах да, — вспомнил кавалер эту мелочь, — это так. Представляете, отобрал у одного местного купчишки его товарец, всякий хлам. А он и говорит, верни, дескать, мне моё, а я тебе открою, где лодка с серебром потонула зимой. Ну я и согласился. Достал немного серебра со дна реки.

И вот тут банкиры и заёрзали: кто вилку кинул громко в тарелку, кто схватился вино пить, а Пьетро Ренальди, кажется, вылез вперёд уговора, что был среди них, и спросил, не дождавшись кого-то другого:

— А много ли нашли серебра?

То, что Ренальди задал вопрос не по договору, Волков понял по осуждающим взглядам других банкиров.

«Что ж, видно, это дело их волнует не в шутку».

— А толком и не посчитал, — беспечно отвечает генерал, — всё серебро считано ящиками да сундуками, а люди, что взвешивали его, так глупы были, сбивались со счёта часто, и, наверное, мне вес серебра не известен. Пудов сто двадцать будет или сто пятьдесят, а, — Волков небрежно махнул рукой, — Господь его знает.

— Ах вот как, — единственное, что и смог сказать Фабио Кальяри.

Остальные молчали, кажется, сильно этим сообщением генерала удивлены были. И то ли небрежность его к счёту серебра удивляла их, то ли количество найденного.

И только самый опытный из них отважился спрашивать дальше. Фабио Кальяри отодвинул от себя тарелку: не до кушаний ему было уже. Тут речь о больших деньгах пошла:

— А что же вы, дорогой мой генерал, собираетесь делать с этим серебром?

«Ну, вот и дошли мы до самого главного».

И в это время стали вторую смену блюд подавать: голуби, вальдшнепы, куропатки, перепела и яйца всяких иных птиц с уксусом, с горчичными и медовыми соусами и соусами острыми, а к ним мускаты и хересы из вин, и Волков стал делать