Эхо Древних - Анджей Б.

Впавшие в транс альбиносы не слышали его воплей. Духи Древних завладели их телами. Покорные чужой воле, дервиши кружились волчками, поднимая вокруг себя облака пыли.

Танец оборвался резко и совершенно неожиданно, словно бы на середине. Каждый замер в нелепой позе, с вздёрнутыми вверх руками или застывшей в воздухе поднятой ногой. В следующий миг один из танцоров покачнулся и рухнул лицом вниз. Не вставал и не шевелился, лишь пыль оседала на неподвижном мёртвом теле.

- Нгарх выбрал жертву, танец оплачен, - хриплым голосом произнес Таруй. Он так устал, что даже не испытал радости от того, что выжил, а смертельный жребий пал на другого.

Один за другим остальные дервиши опускались наземь. Усаживались, чтобы перевести дух и немного отдохнуть. Слуга, оседлавший частокол, не переставал вопить, рассказывая о том, что происходило на поле, но альбиносов это пока не трогало.

Понадобилось немало времени, прежде чем они снова пришли в себя и поднялись на ноги. К тому времени хоптские колесницы были почти полностью уничтожены лёгкой имперской кавалерией. Лишь восемь уцелевших повозок спешили под защиту укреплений. Вражеские всадники попытались их преследовать, но были отозваны, подчинившись визгливым приказам боевых труб. Имперские командиры тоже не дураки – понимают, что от легкой кавалерии ничего не останется, сунься они прямо сюда.

Таруй посмотрел на солнце. Оно всё ещё оставалось достаточно высоко. А держаться нужно до вечера – прибыть раньше божественный владыка не успеет. Даже если отправленные навстречу шанхи не встретят засад, и дорога окажется чистой.

Потерянных колесниц не жалко – они всё равно бесполезны в обороне. Зато шанхи прошли незамеченными. А вдобавок, атака колесниц спровоцировала выдвижение баллист. То, что мы с ними покончили – большой успех. Орудия могли причинить немало хлопот, издали расстреливая людей и разрушая укрепления. Правда, одного лишь этого успеха недостаточно, нужны новые.

Наблюдавший за полем мунгон сообщил, что весь левый фланг имперского войска пришёл в движение. Расфуфыренные аристократы – рыцари старых провинций – решили себя показать. Эти яркие павлины не так дисциплинированы, как регулярные части, однако облачены в доспехи, которые без божественной поддержки не пробить костяными и каменными наконечниками. Будь с нами Нгарх, находись его чёрный шатёр внутри лагеря – сумели бы решить и эту проблему. Вообще всё сражение могло бы складываться иначе… Ведь имелся же согласованный план, были обещания, почему же владыка опаздывал? Ловушка, предназначенная для имперцев, не захлопнулась вовремя. Наоборот, теперь южане оказались в западне, и силы армии вторжения постепенно таяли. Жрец не имеет права упрекать божество, которому служит, но Таруй еле сдерживал обиду.

Однако нужно гнать прочь греховные мысли – нельзя сомневаться в великом господине. Слабая вера отнимает последние силы, которых и без того недостаточно, чтобы продолжать использовать древнюю магию. Надо верить, что дитя Нгарха контролирует ситуацию. Вероятно, задержка обусловлена тем, что он создавал новых Зверей, а может ожидал возвращения Первого, охотившегося за сбежавшим занебником. Надо верить… И каяться. Ведь и сам он, Таруй, виноват, что ошибся в Атомбе. Столько лет провели вместе, а не разглядел гниль в трусливой душонке слабого верой гладиатора.

- Братья мои! – обратился Таруй к соплеменникам, хмуро глядящим на него красными глазами из-под бесцветных ресниц. – С минуты на минуту закованные в тяжелую броню рыцари прорвутся к нашим укреплениям. Наверняка следом пойдёт панцирная пехота. Храбрость воинов, которых мы ведём за собой, не подлежит сомнению. Однако силы не равны. И в этот час поддержка нужна войску, как никогда ранее. Нас слишком мало, чтобы снова танцевать вместе. Но каждый из вас помнит последний танец – пляску ахорийского воина. Если враг прорвётся, мы должны остановить его. Должны устоять, дождаться Нгарха, который завершит разгром имперцев. У нас ведь нет выбора – лучше станцевать в последний раз, отпустив душу на встречу с богом, чем сдаться и умереть в имперском плену под пытками.

- Да уж, с этим не поспоришь, - даже Кротульк в этот раз поддержал, соглашаясь. На лицах остальных тоже читалась мрачная решимость.

Таруй гордился собой – из него получился хороший командир. Оставалось лишь прогнать прочь последние сомнения и довериться судьбе.

- Укрепи меня в вере, великий Нгарх. Ниспошли новые силы, чтобы выстоять…

Глава 50

Любимый Куцепал захрипел, безуспешно пытаясь высвободить голову. Широкое лезвие варварского копья застряло у бедняги под челюстью. Передние ноги лошади подогнулись, она начала валиться наземь. Самый умный, быстрый, сильный конь из всех, на которых когда-либо приходилось ездить. Но вонючий дикарь с черной, как крысиное дерьмо, кожей, навсегда оборвал жизнь дорогого любимца.

Отомстить убийце сэр Гумель не успел – варвар выпустил из рук застрявшее копьё и, подобрав чужой клинок, затерялся в толпе из потных тел и окровавленной стали. Вдобавок, рыцарю пришлось проявить чудеса ловкости, чтобы успеть выскочить из седла, а не оказаться прижатым конской тушей к земле.

К счастью, выручили пехотинцы, которые прикрыли щитами, давая время подняться. Они подоспели позже, после того как рыцари уже прочно увязли во вражеских позициях. Широкие щиты в сочетании с короткими мечами оказались очень кстати в этой резне. Там, где не хватало места, чтобы размахнуться, быстрые выпады коротких гладиев решали проблемы быстро и эффективно.

С сомнением взглянув на длину собственного клинка, сэр Гумель оставил меч возле умирающего Куцепала, взявшись за более короткий шестопёр.

Кругом творился настоящий ад, кровавая мясорубка. Каждую секунду рядом кто-то умирал или становился калекой. Люди кричали, плакали, хохотали – нервы у каждого реагировали на происходящее по-своему. Сэр Гумель почему-то не чувствовал всплеска эмоций, вместо этого накрыло холодное спокойствие. Он знал – это лучшее, что может случиться в бою. Ярость, а тем более страх, вынуждают ошибаться. Лучший воин тот, кто может хладнокровно оценивать ситуацию и действовать спокойно и рассудительно.

Глянул вперёд – спасшие его легионеры схватились с кучкой коренастых недомерков. Каннибалов, судя по остро заточенным зубам, которыми один из дикарей рвал незащищенную шею пехотинца. Сэр Гумель всадил острые лопасти шестопёра прямо в черную рожу с окровавленным зубастым ртом. Вмял лицо дикаря внутрь, превратив в грязное месиво.

- Сокол и роза! – прокричав родовой девиз дома Гремов, вырвал шестопёр, намереваясь ударить следующего. Крик затерялся во всеобщем шуме. Но рыцарь и не пытался быть услышанным, стараясь не ради других, а лишь потому, что с самого детства привык так делать. Вспомнился первый в жизни бой, когда он, восьмилетний мальчишка, с палкой в руках