Когда тебя нет - Валентина Назарова

— Пожалуйста, не говори ничего больше. Я знаю, теперь ты отрежешь волосы и будешь вести себя так, будто мы — брат и сестра. Но мы не брат и сестра, я люблю тебя. Помнишь «Вольво» твоего дяди, и концерты, и репетиции в гараже? Я сделал все, что ты хотела, я сделал все, чтобы ты была счастлива. А ты, ты рассказываешь мне, что чувствуешь, когда спишь с ним, и хочешь бросить меня одного в чужом городе, куда я переехал только из-за тебя?

Я сжимаю ее лицо в своих ладонях. Картинка меняется, как будто передо мной гиф. «Клоск-клоск-клоск».

— Серж, милый, очнись. Мне больно.

— Молчи. Ты… ты не имеешь права ничего говорить. Ты потеряла это право.

— Господи, Серж… ты ни в чем не виноват. Ведь не виноват?

— Тогда, в машине, я просил тебя просто замолчать. Но ты не могла. Я видел, как в кайф тебе было говорить об этом, описывать в деталях, как именно он заставляет тебя забыть… Я просто хотел, чтоб ты замолчала. Мне было все равно, что будет, но я не мог больше слышать тебя.

— И что ты сделал, Серж? Что ты сделал с Идой Линн?

Она повернулась ко мне и посмотрела в глаза, будто каялась в том, что переехала зайца на сельской дороге.

— Ты простишь меня?

Я протянул руку и, схватив ее за волосы на затылке, ударил лицом об руль. Она в оцепенении взглянула мне в лицо, потом вперед. У нее из носа потекла кровь, она успела промокнуть ее рукавом. Впереди мелькнула вспышка света. Я крутанул руль.

— Серж, что ты делаешь, это же встречка… ты же… ты нас убьешь!

— Просто замолчи.

Клоск-клоск-клоск-клоск.

В лицо ударило два ослепляющих огня, потом все завертелось.

We were born to lose.

— Господи, ты убил ее. Ты ведь убил ее? Ты хотел умереть сам, а убил ее!

— Зачем ты так со мной?

— Серж, милый, любимый мой, ты не представляешь, как хорошо я тебя понимаю. Как я знаю, как я знаю это чувство, когда ты просто не можешь больше слушать, когда твой мир, весь твой мир горит дотла прямо на твоих глазах. — Ее губы дрожат. — Отпусти меня, отпусти, и мы сможем все обсудить.

Я сжимаю ее лицо еще сильнее, пока она не вскрикивает, пытаясь вырваться у меня из рук. Я опрокидываю ее на диван.

— Вот так ты лежала. — Я раздвигаю ее ноги и встаю между ними, слегка приподняв ее над подушками и закинув левую ногу себе на плечо. — Ты смотрела на меня, ты видела меня через стекло.

— Я не видела, ничего не видела. Это была не я. Отпусти меня, пожалуйста.

— Ты убила меня. Я не могу позволить тебе сделать это еще раз, понимаешь, — я обхватываю руками ее талию и нагибаюсь ниже, почти дотрагиваясь до ее лица. Это она. Если не смотреть на отросшие корни волос на висках и закрыть рукой этот непохожий, чужой, слишком пухлый рот — она достаточно похожа для того, чтобы обмануться. Ее глаза расширяются, на них проступает красная сеточка капилляров.

— Ты заставила меня поверить в то, что, кроме нас, во вселенной больше никого нет, — произношу я, убрав волосы с ее лица. — Впрочем, сейчас так и есть. Скажи мне, дом похож на тот, в котором вы жили? Я знаю, он новый, но это то самое место, ведь так? Я хотел отвезти тебя сюда еще тогда, когда узнал про вас с ним. Я думал, тебе станет лучше, что ты поправишься. Но ты не сможешь поправиться, Ида Линн. Даже он, даже его знаменитый огромный татуированный член не заставит тебя забыть. Это ты сожгла их, да? Маму, папу и маленького брата! Ты чиркнула спичкой, ведь так? Поэтому ты сходишь с ума. Впрочем, это не важно. Ты сама учила меня, правда не имеет значения. Важна только та ее версия, в которую мы верим. И ты верила в ту, где ты должна была сгореть вместе со своей семьей. Поэтому я дам тебе это, милая, я дам тебе то, чего ты по-настоящему хочешь. Ведь я всегда делаю то, что ты хочешь, даже если ты не говоришь мне этого вслух. А ты… ты всегда хотела этого, даже там, на той дороге, в машине. Ты всегда хотела только огня — гореть!

Я говорю, прижавшись к ее уху, пытаясь не думать о незнакомом запахе дынной жвачки, исходившем от ее влажных от слез и пота волос. С каждым словом я чувствую, как что-то прекрасное и дикое разливается у меня в грудной клетке. Мне хорошо. Она похожа на рыбку, плоскую, блестящую, бьющуюся на дне лодки. Ее зубы тщетно пытаются впиться в мою ладонь, в надежде причинить мне боль. Но я знаю, это просто шоу, это ее способ показать мне, что ей это нравится, что я все делаю правильно.

— Я люблю тебя, Ида Линн, — говорю я, немного отстранившись. — Soulmates never die.

В этот момент она изворачивается и ударяет меня ногой. На секунду у меня темнеет в глазах. Она вскакивает, хватает какой-то предмет, бутылку, и бьет меня, целясь в голову, но я уворачиваюсь. Удар приходится мне в ключицу. Я корчусь от боли, падаю на пол. Ее босые ноги пробегают прямо перед моими глазами, потом раздается хлопок двери и комнату заполняет холодным порывом ночного ветра.

Я поднимаюсь с пола, опираясь правой рукой о подлокотник дивана, и выхожу на крыльцо. Ключи у меня в кармане, ей не уйти далеко. В свете фонаря мне видна дорожка следов ее босых ног на снегу.

— Ты ведь босая, куда ты пошла? — кричу я. — Ты простудишься.

В ответ тишина. Я сажусь в машину и включаю радио, я не трогаю педаль газа, пока не нахожу песню, которую знаю. Я настигаю ее почти на повороте к проселочной дороге. Бегает она довольно быстро, но силы покидают ее, и она просто бредет по щиколотку в снегу, обнимая свое бледное голое тело руками. Я притормаживаю и открываю окно.

— Куда ты бежишь? Садись в машину.

Она упрямо идет вперед. Я нажимаю на педаль газа и двигаюсь чуть быстрее.

— Пожалуйста, остановись. Не уходи.

Она оборачивается на меня, всем телом, как животное на трассе, ее лицо бледное, до синевы, оно так красиво в свете фар. Она делает шаг спиной вперед.

— Ты жалкий. Ты можешь только упрашивать. Я понимаю, почему она ушла. А ведь она успела бросить тебя до того, как ты ее убил!

— Замолчи.

— Нет, я не замолчу. Что ты сделаешь? Музыку погромче? — Она смеется. — Или убьешь? Надеюсь, ты понимаешь, что я никогда не любила тебя. Что тебе некого любить! Я использовала тебя, я хотела твоими руками избавиться от Миши, Саши и этой мрази Олли Ингланда. А ты даже этого не смог.

— Заткнись.

— Ты ничтожество, Серж, поэтому тебя все бросают. Даже твоя мама, которая забила на тебя и завела других детей и другую семью. Настолько ты безнадежен, Серж. А я… я люблю Риту. И только ее. Всегда.

Она останавливается и смотрит на меня с вызовом.

— Ну, что ты сделаешь?

Внезапно, до меня доходит, к чему она клонит, и я послушно нажимаю на газ. Удар получается не сильный, но он заставляет ее замолчать.

В доме я кладу ее на диван и укрываю паркой, целую в висок, где бьется тонкая ниточка пульса. На улице холодает, на стеклах проступает морозный орнамент, похожий на карту дорог. Это — последний след ее дыхания, который остается в этом мире. Но и он растает, очень скоро. Снег превращается в искрящуюся белую пыльцу, которая сыпет и сыпет с неба. Я знал, что хочу закончить все так, еще там, в Гамбурге, просто не мог произнести это вслух. У меня снова не вышло, не получилось. Где-то в ходе игры я совершил ошибку, не там повернул. Хорошо, что я могу вернуться в точку последнего сохранения и начать миссию заново. Может быть, в следующий раз моя концовка будет более светлой. А она… Я подарю ей то, чего она всегда хотела, чего она желала больше, чем меня или того другого мужчину, то, что никогда не переставало манить ее и всегда брало вверх.