Дорогие дети. Сокращение рождаемости и рост "цены" материнства в XXI веке - Анна Шадрина

Вероятно, в текущих общественных условиях шансы на материнство возрастают при согласованности репродуктивных желаний, намерений и доступных стратегий их воплощения. Уверенность женщин в своих репродуктивных целях, в свою очередь, складывается из комплекса экономических и психологических факторов. При этом выбор в пользу заботы о детях должен быть одобрен другими людьми, поскольку матери нуждаются в поддержке своих сообществ[371]. Однако, по мнению Киннерет Лахад, сам по себе выбор не является событием, но скорее служит дискурсивным ресурсом, отражающим агентивную позицию индивида[372]. В перспективе нарративных исследований выбор — это не столько совокупность стратегий, приводящих к принятию решения, драматически изменяющего жизнь субъекта в один момент, сколько дискурсивный инструмент, позволяющий рационализировать жизненную ситуацию, исходя из более активной или более пассивной позиции[373].

Так, например, изучая нарративы женщин, не состоящих в устойчивых романтических отношениях, британские исследовательницы выяснили, что часть их информанток интерпретировала свой «одиночный» статус в терминах ответственности других людей, объясняя, что «они не выбирали такой образ жизни, это их не выбрали в качестве партнерш». Другие респондентки, рассказывая о своей частной жизни, напротив, занимали позицию активных создательниц своей судьбы, заявляя, что это их персональный выбор — не поддерживать не удовлетворяющих отношений[374].

Применяя эту линзу в анализе интервью, я обнаружила, что мои собеседницы также используют различные нарративные стратегии, связанные с концепцией выбора, рационализируя свое репродуктивное поведение. Часть из них говорит, что они выбирают откладывать материнство «до лучших времен», другая часть объясняет, что отложенное материнство не является их выбором, поскольку благоприятная ситуация не складывается помимо их воли. При этом информантки, артикулирующие агентивную позицию, чаще рассказывали о своих репродуктивных намерениях и возможных стратегиях их реализации.

Как я уже говорила ранее, я не ставила своей целью выяснить, в каких случаях откладывание материнства является имплицитным выбором не заводить детей. Тем не менее я предполагаю, что в условиях консервативного крена и отсутствия позитивных образов женщин без детей в постсоветской массовой культуре все еще существующая в известной степени стигматизация бездетного образа жизни может вынуждать часть моих современниц скрывать свои осознанные или менее осознаваемые стремления.

О воздействии «репродуктивного принуждения», так или иначе, говорило большинство моих собеседниц. Многие рассказывали о том, что планируют становиться матерями не потому, что стремятся заботиться о детях, а потому, что находятся под воздействием дискурса об «одинокой старости». Несколько женщин признавались в том, что больше хотели бы быть «отцами своим детям, чем матерями», поскольку в обществе, поддерживающем традиционное разделение семейных ролей, отцы часто могут наслаждаться общением с детьми, не разделяя с матерями основных трудностей семейной работы. В текущих обстоятельствах в постсоветском контексте еще не сложилось способа артикуляции, который бы позволял выражать сомнения и неуверенность женщин в отношении того, желают ли они становиться матерями. Кроме того, преобладающий дискурс исключительной ценности именно биологического материнства, риторика стыдливости и недоверия к репродуктивным технологиям и адопции делают другие сценарии заботы о детях менее привлекательными.

Таким образом, либеральный концепт «выбора» в условиях постсоветского традиционализма, с одной стороны, и процессов глобализации, с другой, ставит часть моих современниц перед двумя противоположными опциями — принимать открытое или неявное решение об отказе от родительства в обществе, приравнивающем бытие женщиной к материнству, или заботиться о детях в обстоятельствах напряжения между стандартом интенсивного ухода и новыми требованиями рынка труда. Иначе говоря, в текущих идеологических обстоятельствах выбирать часто приходится между виной из-за отсутствия детей, которое в публичной риторике обозначается как потакание эгоистическим интересам и отказ от служения общественному благу, и виной из-из невозможности совмещать стандарты «хорошей матери» и «хорошей специалистки».

В это же время исследовательницы института материнства полагают, что появление детей будет массово отодвигаться и дальше во всех социальных контекстах[375]. Распространение альтернативных сценариев родительствования, вероятно, в конце концов освободит женщин от узких рамок гетеросексуального партнерства как единственного и наилучшего пути к материнству[376]. Розанна Герц, в частности, говорит о том, что современная семья чаще основывается не на сексуальной паре, а в различных конфигурациях строится вокруг матери и ребенка[377]. Я не буду сейчас фантазировать о том, что произойдет, когда/если ученые изобретут искусственную сперму или найдут способ выращивания человеческих эмбрионов вне тела женщины и как это изменит представление о семейных/гендерных ролях. Вслед за феминистскими теоретиками я лишь отмечу, что нормативный сценарий ухода за детьми, при котором вся ответственность возложена на мать, судя по всему, себя изжил и очевидным образом ограничивает жизненные перспективы взрослых и детей.

Ставя точку в своем повествовании, я слышу голоса женщин, которые говорят о том, что в моем исследовании упущено из виду много деталей, аспектов и точек зрения. Так и должно быть — поднятая мной тема, так или иначе, касается всех без исключения людей. И у многих назрело собственное высказывание. Я счастлива слышать это многоголосие. Именно так я и видела свою цель — вдохновить женщин говорить, обмениваться опытом и поддерживать друг друга в этой нелегкой работе — проделывать жизненный путь.

«Мать» (1926), режиссер Всеволод Пудовкин.

«Проститутка» (1926) режиссер Олег Фрелих.

«Катька — бумажный ранет» (1926), режиссеры Эдуард Иогансон, Фридрих Эрмлер.

«Бабы рязанские» (1928), режиссеры Ольга Преображенская, Иван Правов.

«Одна» (1931), режиссеры Григорий Козинцев, Леонид Трауберг.

«Путевка в жизнь» (1931), режиссер Николай Экк.