Шпион, которого я убила - Нина Васина

– Наша главная люстра? – не верит Леон. – В партере?

– Ну да. Сначала упал труп. Наверное, веревку для Квазимодо закрепили к основной конструкции, она задела тюк с телом. Потом кто-то выстрелил, и – шарах! Люстра упала.

– Ну, знаешь!.. – качает головой Леон.

– Спрячешь?

– Пошли.

– Минуточку внимания! С вами работает следственная бригада Службы безопасности! Большая просьба равномерно рассредоточиться по фойе, не толпиться, собрать рядом с собой знакомых или близких людей, которые в случае отсутствия у вас документов помогут удостоверить личность. Если есть пострадавшие в результате падения люстры, оставайтесь на своих местах, по мере досмотра вам будет оказана первая помощь.

После слова «досмотр» кое-где послышались истерические женские вскрики, но в основном народ вел себя организованно.

Шесть женщин – группа психоаналитиков – и восемь мужчин – оперативных работников рассредоточились среди зрителей и работников театра, собранных в фойе. Женщины выбирали из толпы проблемных и способных на провокационный всплеск истерики клиентов. Мужчины искали возможных правонарушителей или лиц, находящихся в розыске. Через шесть-восемь минут двадцать три выбранных ими человека направились к гардеробу, остальные зрители должны были пройти к выходу сквозь четыре поста с наружным осмотром. Возбужденные театралы перестали возмущаться прерванным спектаклем и требовать возврата денег и с интересом наблюдали, как у этих четырех импровизированных постов на доставленных из кафе столиках устанавливают чемоданчики с компьютерами и прочей техникой.

Несколько рабочих сцены затаскивали в фойе стулья и табуретки для особо пожилого контингента, по залу прошли две женщины в белых халатах с успокоительными средствами и нашатырем, в основном же публика, успокоившись, воспринимала происходящее как интересный боевик.

– Прошу простить заранее, – винился любезный молодой человек с кобурой под расстегнутым пиджаком и идентификационной карточкой-прищепкой на лацкане, – но мы вынуждены будем прибегнуть к моментальному экспресс-анализу отпечатков пальцев некоторых граждан. Прошу не воспринимать это как личную угрозу вашей свободе, а исключительно как вынужденную меру перестраховки с нашей стороны!

Зрителей у постов тихим, вкрадчивым голосом спрашивали, имеют ли они при себе оружие, и если имеют, просили медленно достать его и положить на стол. После этого работники Службы такими же ласковыми и тихими голосами интересовались наличием документа, удостоверяющего личность зрителя. Документ осматривался, сравнивалась фотография в нем с тем, что зритель имел в данный момент на месте лица. Третий от гардероба пост отличался крайней любознательностью проверяющего младшего офицера. Он, помимо необходимых вопросов, еще интересовался, «с какой целью зритель посетил данное помещение», и просил назвать имена исполнителей главных партий. Три зрителя, безуспешно пытающиеся объяснить, зачем они вообще пришли в театр и запутавшиеся с фамилиями главных исполнителей (один сильно возбудился и громко заорал: «Да на хрен мне их знать?!»), были препровождены офицером в гардероб, к тем двадцати трем проблемным, которых изолировали в пустом отсеке и охраняли.

У каждого поста, таким образом, образовались небольшие очереди из особо спешивших – человек по пять, остальные зрители разбрелись по фойе. Женщины вытащили пудреницы, мужчины – телефоны, кто-то уже просил, чтобы открыли буфет, а кто-то срочно хотел в туалет.

Через полчаса в коробке от трех килограммов сдобного печенья лежали восемь пистолетов, два ножа, два кастета, четыре газовых баллончика, все это – в полиэтиленовых пакетах, и бумажки с именами владельцев внутри. Коробка заполнялась от всех постов, и один из проверяющих, оценив на взгляд, сколько зрителей прошло и сколько еще осталось, послал своего подопечного в открывшийся буфет за второй коробкой.

Некоторые зрители без документов сгрудились у постов, внимательно наблюдая за деятельностью работников Службы и обсуждая процедуру, которая им предстояла. Оказывается, пачкать черной краской пальцы было совсем не обязательно. Кисти рук обследуемых помещали в пластиковую колбу. В колбе вздувалась белая пыль, после чего нужно было упереться обеими руками в подложенный на столе лист бумаги. Этот лист вводился в небольшой прибор, работник смотрел на экран компьютера и по результатам того, что видел, либо уничтожал эту бумажку разрезателем бумаги, либо доставал, нумеровал и передавал зрителя охранникам. Такой зритель оказывался с теми самыми, проблемными, в отдельном отсеке гардероба. Полоски бумаги из разрезателя сначала лежали четырьмя примерными кучками у столов, потом как-то распространились по залу, цепляясь за длинные юбки женщин и брюки мужчин унылым и зловещим подобием праздничного серпантина.

Зрители, конечно, не знали, что сорок человек в это время прочесывают все подсобные помещения театра, осматривают купол над сценой, откуда свалилось мертвое тело, и место крепления упавшей люстры, чтобы исключить возможный террористический акт.

Через двадцать две минуты поисков Еве Николаевне доложили, что работница костюмерного цеха Булочкина Надежда не найдена. Окно с нарушенным креплением решетки осмотрено. По запыленному подоконнику можно предположить, что по нему в минувшие сутки никто не лазил.

– Она в театре! Она спряталась! Ищите! – стонет Ева.

Кроме Булочкиной, в подсобных помещениях потерялся полковник Кошмар, который сначала увязался за группой осмотра костюмерного цеха, потом приказал отвести его в подвал, обнаружил там невменяемого истопника и участвовал в его перемещении из котельной наверх. После чего потерялся. Из оркестровой ямы достали старушку, которая внимательно разглядывала ноты на пюпитрах, при себе держала на поводке козу и была одета так, что ее тут же причислили к штату актеров.

Минут через десять после полного освобождения партера от зрителей Ева вспоминает про Далилу, пересчитывает ряды, на которые свалилась люстра, обнаруживает, что десятый был задет краем стеклянной махины, хватается за голову и бежит в фойе.

В это время туда как раз вносят отключившегося истопника в красном галстуке под телогрейкой. За группой, сопровождающей пьяного на носилках, шествует гордая высокая старуха с козой на поводке. Эта процессия так сильно пугает уже смирившихся с обстоятельствами зрителей, что медсестры начинают сновать туда-сюда на громкие вскрикивания, словно ангелы с обрезанными крыльями среди бала разряженных сумасшедших. В фойе Далилы нет. Оказывается, ее сразу же выделили из толпы, как проблемную. Ева останавливается у гардеробной стойки и несколько секунд смотрит на Далилу, с безумным лицом вцепившуюся в руку незнакомого мужчины, который здесь один – обладатель наиглупейшей улыбки, размазанной по счастливой физиономии. Показав удостоверение, она проходит мимо охраны, отрывает Далилу от мужчины, обнимает ее и осматривает.

– Ты не ранена? Что с тобой?

– Я? – спрашивает Далила.

– Ты взяла с собой документы? Пойдем, я тебя выведу.