Смерть на рассвете - Деон Мейер

— А у вас есть все их новые имена? — спросил ее человек на том конце линии.

— Сэр, я не уполномочена делиться сведениями с кем-либо по телефону.

— Да ладно, я все понимаю. Я только хочу… Я не имею никакого отношения к завещанию. Как я могу это доказать?

— Если придете и побеседуете с нами.

— Они меня убьют.

— Кто?

— Схлебюс.

— Вы сказали «они».

— Вы сами знаете, кого я имею в виду! Знаете!

— Мы можем встретиться где-нибудь на нейтральной территории.

— Ваша линия не прослушивается?

— Конечно нет.

— Можно вас попросить до нашей встречи не давать фото в газеты?

Хоуп ответила по наитию:

— Сэр, я могу придержать их только на сегодня, завтра «Бюргер» опубликует снимки 1976 года.

— Нет! — В голосе неизвестного послышался страх. — Прошу вас! Я перезвоню в течение часа. Да… давайте встретимся, я согласен!

Он отключился. Хоуп улыбнулась. Так-то лучше! Гораздо лучше! Потом она нажала кнопку на телефоне. Надо рассказать ван Гердену.

«Они». Неизвестный сказал «они».

У нее внутри все сжалось.

— Абонент временно недоступен…

На форме пилота был значок 22-й эскадрильи и девиз: «Ut Mare Liberum Sit» — «Пусть моря будут свободными». Он развернул нос вертолета в направлении острова Роббен.

— Одиннадцать-двенадцать минут, — заявил он.

— Слишком медленно, — проквакал по рации голос Бестера.

— Полковник, это ведь старый «орикс», у нас максимальная скорость около трехсот. Больше я из него не выжму.

— Понял, отбой.

Пилот нажал кнопку интеркома.

— Дело срочное, десять минут! — сказал ван Герден и услышал какое-то шевеление сзади. Четырнадцать бойцов отряда по борьбе с терроризмом передергивали затворы. Черт, подумал ван Герден. Наконец-то! Наконец-то им предстоит более интересная операция, чем спасение рыболовецкого траулера, который напоролся на скалы.

Ее звали Нонни; когда она открыла дверь, ожидание всей моей жизни закончилось, потому что я понял: вот Она, Единственная!

Как мне описать тот миг?

Я проигрывал его в голове снова и снова в течение последних лет — первый волшебный миг, когда тебя охватывает абсолютная уверенность. Ты сразу радостно понимаешь: это то, что нужно. Мне хватило одного взгляда. Я со всем пылом тридцатичетырехлетнего мужчины глазел на нее. Какая она нежная, какая женственная! И так хорошо смеется… На ней был купальник; до моего прихода она загорала на заднем дворе, у маленького дешевого пластмассового бассейна. Когда она открыла дверь, ее глаза и красивый рот смеялись (передний зуб чуть-чуть косил), а голос у нее был слаще музыки Моцарта.

— Вы, должно быть, ван Герден, — сказала она.

Я заглянул ей в глаза — большие, зеленые, глубокие. В них было столько жизни, и веселья, и сострадания, и горя, и радости. А фигура у нее была просто великолепная. Она была статная, очень женственная, она словно олицетворяла плодородие. Простите, но мне казалось, будто из нее звучит голос самой природы. Божественные бедра, полная грудь, чуть округлившийся живот, ноги крепкие, ступни маленькие. Она была сиреной, неотразимой и соблазнительной, ее короткие каштановые волосы, шея, плечи, глаза, рот сводили меня с ума… Мне захотелось выпить ее, попробовать на вкус, проглотить, утолить невероятную жажду.

— Проходите к бассейну, сейчас принесу чего-нибудь выпить. — Она шла впереди меня, а я не сводил с нее глаз. Мы шли мимо полок с книгами. Я пожирал ее глазами. И сразу же в душе зародилось чувство вины; оно ворочалось во мне, словно неведомый ночной зверь. Мы вышли на задний двор. Там лежала книга стихов Бетты Вандраг «Утренняя звезда».

Я сразу все про нас понял. И она все поняла, с первых же секунд.

Но одного я постичь не мог.

Почему?

Почему мою Единственную непременно должны были звать Нонни Нагел?

Жена моего друга и коллеги.

Рядом со входной дверью было высокое и узкое окно; когда Билли Сентябрь приподнялся, чтобы отодвинуть стволом автомата жалюзи, в него попала пуля. Он почувствовал боль в ключице; ударная волна швырнула его о стену холла, в лицо посыпались осколки, рука онемела. Он снова подался вперед и посмотрел вниз. Из груди текла кровь, и из живота тоже. Он застонал. С его телом что-то происходило, отметины на стене, оглушительный шум, его кровь на полу. Он сейчас умрет! Билли вдруг понял это. Здесь ему и конец. Он прижал ладонь к ране на шее. Сколько крови! Сквозь приоткрытую дверь в дом проникали лучи солнца. На пороге показался человек; он встал перед ним — большой белый человек с щетинистой бородкой. Пришелец ухмыльнулся и направился в гостиную. Билли Сентябрь услышал грохот «ремингтона». Один выстрел. Он повернулся — очень медленно. Рука совсем онемела. Ему показалось, что тело находится очень далеко от головы. Живот раздирала боль. Он медленно повернулся; увидел Щетинистого на полу гостиной. Он лежал на спине, а лица у него вовсе не было. Билли Сентябрь улыбнулся. С бурскими женщинами не шутите! И вдруг все стихло. В доме воцарилась мертвая тишина. На улице еще двое, а ему надо остановить кровь.

«Орикс» летел низко, в двухстах метрах над землей, над побережьем в районе Блаубергстранда. Мощные моторы громко ревели, корпус вибрировал.

— Пять минут! — сказал пилот по интеркому и посмотрел на спидометр. Триста девять километров в час. — Неплохо для старушки, — сказал пилот, но вспомнил, что не выключил интерком. Он улыбнулся, смутившись.

— Не понимаю, — говорил ван Герден. Крошка Мпайипели гнал как сумасшедший, на перекрестке с круговым движением их занесло. Мпайипели резко выкрутил руль. — Ничего не понимаю… Господи, какой же я был дурак! Они с самого начала обвели меня вокруг пальца! — Он схватил телефон, но экран не светился. Он нажал кнопку «Вкл.», экран зажегся. Значит, еще работает. «Введите ПИН-код». Он выругался и снова отшвырнул телефон.

— Вот. — Крошка выудил из кармана мобильник, повернул налево, объехал бегущую трусцой женщину средних лет с целлюлитными ногами, выругался на коса.

Ван Герден взял телефон, набрал мамин номер, услышал короткие гудки — занято, набрал снова. То же противное пиканье. Он набрал номер телефона, по которому ждала Хоуп Бенеке, — снова занято. Номер матери — занято. Потом он бросился из пучины страха, ярости и досады в спокойное море, сделал глубокий вдох. Он ничего не может поделать. Он откинул голову на спинку сиденья, закрыл глаза.

Джоан ван Герден увидела, что из-за угла дома выходят двое мужчин с ружьями; они направлялись к двери черного хода. После ужасающего грохота наступила тишина, выстрелов больше не было слышно. Сердце у нее подскочило куда-то в горло; она скользнула за угол конюшни, чтобы пришельцы ее не заметили. Глазами она искала какое-нибудь оружие. Она увидела прислоненную к стене лопату, взяла ее обеими руками, осторожно выглянула за угол. Они стояли у двери черного хода. Джоан ван Герден осторожно опустила лопату на землю, сняла сапоги… Пришельцы уже скрылись в кухне. Она схватила лопату и побежала к дому, перебегая от куста к кусту; на песке ее походка была легка.