Трофейная жена для лорда-дракона - Олеся Рияко

— Эй! Ну куда ты сорвался? Неужели не хочешь узнать, что сделать, чтобы это исправить?

Он не хотел ни останавливаться, ни оборачиваться, но почему-то всё равно это сделал, нарвавшись на очередную ехидную усмешку старшего брата.

— А говорил, что тебе всё равно. — Зло рассмеялся тот и шумно отхлебнул из кубка.

Румо поджал губы, но всё равно выждал пока Эвлин не продолжит. Нет, он даже себе не мог до конца в этом признаться, но Тамила Келеспи… интересовала его именно в этом ключе. И всё же она была совершенно непохожа на всех девчонок, которых он видел и до неё, и после…

Говоря по правде, на всех них ему было действительно наплевать, но не на неё. Красивая этой своей нежной кукольной красотой, она к тому же была очень живой и умной. Из всех её приметных качеств его раздражала только её наивность и эта бездумная доброта ко всему живому вокруг.

Чего только стоили слёзы, которые она вздумала лить по бабочкам! А ведь она сама предложила помочь Руммо наловить их, когда увидела, что тот направился в поле с сачком. Но как же противно и кисло ему стало, когда он в каком-то странном порыве благодарности, решил после всего преподнести ей созданное из них панно.

Он почти возненавидел её в тот момент, ведь она не только рыдая назвала его убийцей, но и испортила такую прекрасную композицию, решив похоронить никому не нужных насекомых в саду.

Румо ведь не спал всю ночь, собирая её для Тамилы, а та посмела так поступить с его подарком. Он был так на неё зол, что когда Эвлин и Таэль решили проучить её за кражу какой-то никому не нужной броши, ни с того, ни с сего взялся им помогать, хотя раньше никогда не поддерживал их издевательств над сироткой.

Но потом… вся эта история с побегом, её странная болезнь и навязчивая мысль о том, что Тамилу чуть не украл у него из-под носа какой-то безродный грязный оруженосец… Позволили Румо понять, что хоть он ещё и не знал, зачем именно Тамила Келеспи была ему нужна, отдавать её кому-либо он не собирался.

— Неужели ты никогда не задумывался над тем, зачем она здесь? — Принялся рассуждать Эвлин, вальяжно откинувшись в отцовском кресле. — Дочь лучшей маминой подруги? Пф… как бы не так. Ты, может и не помнишь эту сумасшедшую, которая повесилась в гостевой комнате, а я помню. И они с матерью были друг другу кем угодно, но только не подругами. Кажется, даже отец заходил к этой Вирее Келеспи чаще, чем наша мать. Тут должно быть что-то ещё… а раз ни рода, ни приданного у Тамилы Келеспи нет… значит, она имеет другую ценность. И если лишить её этой ценности, то скорее всего, она перестанет быть интересна родителям, и тогда её низведут до уровня слуг. А после, — хитро улыбнулся Эвлин, — после… всем будет всё равно, что с ней станет.

Румо задумался. В словах Эвлина, который всегда больше блистал красноречием и смазливой внешностью, чем умом, было рациональное зерно. Румо действительно никогда раньше не задумывался над тем, зачем Тамила была нужна его родителям, а, вероятно, стоило.

— И в чём же её ценность, по-твоему? — спросил он.

Эвлин смачно причмокнул, смакуя не положенный ему напиток.

— У меня тоже оба глаза на месте. Я вижу, что эта тощая дурочка вырастет совсем не страхолюдиной. Наверно отец знает, как подороже продать её девичью ценность. Да, она не из особо знатного рода, но всё же. Наверняка у него на примете есть какой-нибудь старый и страшный несговорчивый лорд из кабинета министров, который, в обмен на руку красивой молодой дворянки, станет значительно сговорчивее.

Румо недовольно поморщился. Не столько от мысли о старом и некрасивом лорде, ведущем под венец повзрослевшую Тамилу, сколько о том, что на привлекательной внешности и красноречии таланты его брата всё же заканчивались.

Лишь на минуту задумавшись над логикой его размышлений, Румо сразу, даже несмотря на свои тринадцать лет, стало ясно, что всё это слишком сложно и неоправданно, чтобы оказаться правдой. Вместо того чтобы тратить столько времени и сил на уход за сиротой, их отец скорее бы нашёл другой, менее чистый, но зато куда более эффективный способ склонить кого-то из совета на свою сторону. Но всё же Эвлин подкинул ему очень интересную мысль для размышлений.

Не желая развеивать заблуждения брата, Румо тем не менее спросил:

— И что ты предлагаешь?

Эвлин расплылся в коварной ухмылке.

— Если всё же не помрёт, до того как она вырастет, пройдёт ещё много времени. Если хочешь, чтобы она осталась здесь, нужно всего лишь позаботиться о том, чтобы в какой-то момент она стала порченым товаром и об этом узнали все. Вот только испортить её должен кто-то со стороны, а ты в отличие от всех, должен будешь её в этот момент поддержать. Я знаю, девчонки очень ведутся на такое. Если хочешь завладеть какой-то, нужно просто уничтожить её репутацию чужими руками, а потом сделать вид, что только тебе одному из всех в этом мире она теперь может верить.

Почувствовав, что краснеет, Румо покрепче перехватил книгу и быстрым шагом направился прочь из гостиной. Он слышал, как Эвлин хохотал ему в спину, но даже не подумал обернуться. Наверно брат решил, что окончательно смутил его, но на самом деле только разозлил, ведь понятно было кто этот некто со стороны, который возьмёт на себя труд “испортить товар”. Однако, злился Румо не на сам план Эвлина, а на то, что ему в нём отведена роль собирателя объедков.

В отличие от Таэля, который, казалось, прекрасно чувствовал себя на своём месте среднего отпрыска Грэйнов и потому во всём второго в очереди, Румо его место младшего сына казалось несправедливым. По действующему порядку он не наследовал Грэйн-холл, не получал прАва первым выбирать подарки, когда в их земли прибывали торговцы лошадьми или, например, драгоценностями. Никогда не сидел по правую руку от отца и даже благословение матери перед сном всегда получал последним после Таэля. Румо не знал, действительно ли он испытывает какие-то чувства к Тамиле, но знал наверняка, что делить её с кем-то не собирался.

Именно с этими мыслями он замер у постели девочки, после долгих блужданий по бесконечным коридорам Грэйн-холла. Ноги буквально сами принесли его к её спальне, а приоткрытая, словно в приглашении, дверь, заставила без стука переступить через порог.

Кроме них двоих в комнате никого не оказалось. Должно быть,