Последние стражи Аарона - Мирослава Драгович

Тогда Анна впервые огляделась и, наткнувшись на грозный взгляд отца, только расправила плечи, резко дернула удила и умчалась прочь. Так быстро, что это было наперекор всем приличиям. Стейн помчался за ней.

— В этой девчонке будто вспыхивает пламя, — ахнула Лив и тепло улыбнулась Мириам, остановив своего коня, чтобы попрощаться. — Но это невероятно, так ведь?

— Невероятно, — ответила ей девушка, поделившаяся пламенем с Ивэном. — В твоей дочери застыл сам Север. Не забывай, каким колким он может быть, даже не имея огня.

Роллэн пустился вслед за отцом и Анной, прежде чем Лив успела почтительно кивнуть королю и Смотрителям.

Глава 19. Пленник белой пустоши

Белая мгла

Он все не мог припомнить, как оказался здесь, на ледяной пустоши, под которой была погребена вся земля до самого горизонта. Густые серые сумерки и промозглый ветер навалились на него тревогой — ночь, темная и холодная, была уже близка. Он все оглядывался по сторонам, силясь разглядеть в белом крошеве снега дом или, на худой конец, лес, в котором можно было укрыться. Руки озябли, он поднес их ко рту, чтобы согреть дыханием. Только теперь он увидел алые рукава своего одеяния, в котором он впервые взошел на Храмовый холм. Только теперь он осознал, что стоит посреди белой пугающей пустоты в сверкающей рубинами короне Дагмера. На его поясе в ножнах хранился Зовущий Ярость, и пальцы сами потянулись к его рукояти, внушающей невесть отчего спокойствие, захваченное из иного мира.

— Все вокруг ложь, — слова, брошенные резко и уверенно, загудели нестерпимо громким эхом, сотрясая леденящий воздух вокруг. — Сон.

Звук будто сжимал обступившую Ивэна со всех сторон белую мглу, отчего он решил сохранять тишину.

«Я сплю, — продолжил он мысленно. — Я в своей роскошной кровати в замке Дагмера, такой теплой и мягкой, какой я не знал никогда прежде».

Однако же холод пронизывал до самых костей, окутывая тягучим отчаянием. Прежде ему уже приходилось видеть столь же явственный сон, но тогда он не принадлежал себе и едва не лишился жизни.

«Я не поддамся», — пообещал себе Ивэн, не зная, кто завладел им в ту ночь, наградившую его чернеющем на шее шрамом. Он поплелся вперед лишь бы ощутить, что его тело все еще принадлежит ему.

«И сон, и белая мгла имеют свой конец», — неустанно повторял он про себя, угрюмо переставляя озябшие ноги. Они вязли в хрустящем снегу, но в этой борьбе Ивэн нашел утешение — сейчас его тело принадлежало лишь ему безраздельно.

Край кроваво-красного плаща он перебросил через плечо, решив сохранить ускользающее тепло. Ивэн продолжал идти вперед, прищурившись заслонил глаза от колючего снега, когда заметил, что навстречу ему шел человек.

Когда-то в прежней жизни он любил страшные сны. Они пробуждали в нем любопытство, ведь были куда интереснее, чем жизнь, исполненная постоянством и условностями монастыря. Тот Ивэн, который представлялся невообразимо далеким, не раздумывая встретился бы с путником. Прежний Ивэн был в безопасности, безошибочно разделяя сны и реальность. Но теперь все стало иначе — он остановился и долго вглядывался в мужчину, примечая, что тот очень осторожно выбирает свой путь.

— Ивэн! — путник вдруг выкрикнул его имя. Зычный звонкий голос тут же исказился, больно ударив по ушам, смешиваясь с другим звуком, несущим в себе чистый, неиспорченный иными чувствами, иступляющий страх.

Ивэн машинально обернулся — его напугал вовсе не голос мужчины, а яростное шипение змей. Полуденницы, преподнесенные ему братом в день коронации, скользили по снежному насту у него за спиной черной, разрушающей его белизну, паутиной.

Ядовитые, как сам грех.

Память услужливо оживила слова Эрло. Он и Стейн Локхарт уничтожили гадов огнем и мечом. Ивэн не захотел придумывать ничего иного.

Медленно отступая, он вынул из ножен свой меч. Огонь же все еще слабо подчинялся ему, но медленно, сквозь сковывающую кости боль, Ивэн заставил его явиться. Змеи струились по снегу черными лентами, подбираясь уже со всех сторон. От первого же удара меча в воздух взметнулся снежный вихрь, но стоило ему осесть, как кругом рассыпались огненные искры. Их было недостаточно, и Мириам посмеялась бы над этой его неловкой попыткой. Ивэн пятился, рассекая воздух мечом, змей не становилось меньше.

— Сдохни! — выкрикнул он в запале, заливая снег змеиной кровью.

Ему претила мысль о бегстве, но бессмысленность борьбы давила на него. Он развернулся слишком стремительно, тем самым лишая корону возможности удержаться на его голове. Та же, сверкая рубиновой россыпью, покатилась вниз по снежному склону. Ивэн побежал вслед за ней — этот кусок серебра вдруг показал ему свою недооцененную важность. Корона стала частью его судьбы. Она была всего лишь символом, но он, внезапно для себя, ощутил тревогу, представив, что может потерять ее даже во сне.

— Нет! — голос встречного путника тотчас пророкотал над белой пустошью. Ивэн успел заметить, как тот приближается к нему, но было уже слишком поздно — под ногами нового короля неимоверно громко начал трескаться лед. Ивэн рванулся назад, а усыпанная рубинами корона с легкостью скользнула прямо в темную пучину озера.

«Слишком тяжела она для моей головы», — он вспомнил собственные слова, брошенные в гневе Моргану. В тот день он мечтал избавиться от короны, теперь же она влекла его за собой. Он оступился и страх сковал его. Один край огромной льдины проваливался под воду, другой же поднимался ввысь, готовый запереть Ивэна под собой. Потеряв опору, он не успел даже закричать и ушел под воду с головой, погрузившись во мрак.

Оказавшись по ту сторону, он видел в разломах серое небо и рвался назад, тщетно выталкивая разломанные льдины. Так было до тех пор, пока он, почти лишившись воздуха в легких, не почувствовал, как чья-то цепкая рука ухватила его за ворот и потянула вверх. Ивэн истинктивно силился вырваться из воды, сбежать из оков дурного сна, как обнаружил себя стоящим на коленях. Упираясь руками в колючий снег, он отплевывался от ледяной воды, срываясь на стон. Незнакомец стоял рядом, и Ивэн под тяжестью промокшей одежды не сразу почувствовал его руку на своем плече.

— Если умрешь здесь, то никогда не вернешься назад, так что одолей этот сон раньше, чем он уничтожит тебя, — голос, спокойный, но звонкий, больше не причинял боли как каждый звук в этом враждебном мире. Эхо исчезло, как и змеи, загнавшие Ивэна на кромку льда.

Он медленно оторвал взгляд от снежного наста. Кругом на много миль снова не было ничего, кроме путника, выудившего его словно барахтающуюся рыбу из