Чужой среди своих 2 - Василий Сергеевич Панфилов
Шрифт:
Интервал:
Ну, до тяжких доводить не буду, поэтому носками ботинок тщательно обрабатываю голени и бёдра уже упавшего противника. Тяжких нет, а хромать до-олго будет…
— С-сука! — сдавленно шипит тот, и… н-на! Впечатываю ему подошву в морду, кровяня её и расплёскивая губы с зубами. Не мы первые, ребята, не мы первые…
Вот что вам в вашем Выхино не хватало? С какого рожна к нам припёрлись порядки наводить? Причём, скажем так, не конвенционными методами… ну и получите ответочку!
— Всё? — удивлённо спрашивает кто-то из ребят. Драка, а точнее — избиение, закончилось менее чем за минуту, что при численном преимуществе и эффекте неожиданности — совсем неудивительно!
— Угум… — киваю я, мельком оценивая поверженных противников, — двигаем дальше! Время, ребята, время!
Не бежим, бережём дыхание, но идём быстро. Крики… переглядываемся и срываемся с места.
— Наших… — начавшийся даже не крик, а всхлип, оборвали ударом в душу, а потом в толпу выхинцев, начавших было давать отпор, с тыла врезались мы. В плотной толпе мои навыки работы коленями и локтями — самое то!
— С-су… — начал было проговаривать один, подавившись на выдохе ударом колена под рёбра. Успеваю сделать ещё несколько ударов и останавливаюсь, отходя в сторону и поглядывая по сторонам.
— Уби-или… — завыла сиреной одна из мамаш, прогуливавшаяся с мелким, хватая того в охапку и куда-то убегая. Это она врёт… надеюсь!
А мы уже бегом — дальше, и несколько местных ребят, выскочивших из подъезда, торопливо заскакивают назад. За ними!
Коротка ожесточённая схватка в тесноте подъезда, и мы выскакиваем наружу, переполошив весь подъезд, под рёв разбуженных мужиков, обещающих нам анальные и прочие кары. В подъезде — избитые, охающие, окровавленные подростки, и взрослые мужики — матерящиеся, злые!
— Сука… — а это уже наш волонтёр, получивший каменюкой по башке — благо, вскользь…
— Бегом! — реву я, и мы набегаем на выхинцев, сминая их боевые порядки и вынося на пинках. В ход уже идут камни и дреколье, но мы и к этому готовы!
Соединяемся с другими отрядами, и ещё минут пять бесчинствуем, по итогу отоварив пиздюлями около сотни подростков и с десяток мужиков, решивших за каким-то чёртом влезть в чужую заварушку.
— К остановке двигаем! — ору я, и мы, уже не опасаясь запалить дыхалку, лосями несёмся в нужную сторону, а там, не разбирая, штурмуем автобусы — любые, лишь бы отсюда! Я с Длинным заскакиваю в последний, когда где-то там, вдали, слышится рёв разъярённой толпы. Успели!
Переглядываемся торжествующе, не слушая бабок, несущих извечное своё про милицию, в которую бы нас, фулюганов, нужно бы сдать! Где вы, такие правильные, когда ваши внуки устраивают беспредел, или это другое⁈
Сбор — у ближайшей остановки метро. Пересчитываемся… все на месте! Вот целы — не все, это да… Физиономию у некоторых ребят такие, что ой…
Да и у меня ноют отбитые предплечья, саднит лоб, разбитый неудачно о чью-то морду лица, и набухает кроваво поцарапанное веко.
— Фигня! — озвучивает общее мнение один из волонтёров, прижимая к синяку старый, дореформенный медный пятак, но сияя отчаянной и лихой улыбкой, — Как мы их, а? Пусть знают!
По хорошему, нам бы сейчас разбежаться, не отсвечивая на всю округу физиономиями. Да хотя бы не галдеть возбуждённо, размахивая руками и повествуя громкими, срывающимся на фальцет голосами, о подвигах богатырских, но нет…
— … а я ему с носка — по бейцам — н-на! — светится от радости долговязый и тщедушный на вид Моня, — А потом — по роже, и коленом…
Моня, несмотря на прозвище и внешность, ни разу не еврей, но — бывает! Стереотипы, они такие стереотипы… и если человек черняв, горбонос, интеллигентен и играет на скрипке, то он, кончено же, еврей.
— Моня, не шепети! — весело перебивает его Лёшка, не отрывая от виска комок тающего снега, собранного с чугунных перил, — Ша! Всё было совсем не так!
Курносый, веснушчатый, скуластый, белобрысый… таких, на самом-то деле, немало среди ашкеназов. А он, вообще-то, Иосиф, а Лёха — не имя, а прозвище, образовавшееся от паразитного «Лехаим», которое тот пихает куда ни попадя, заменяя им русские матерные междометия.
— Моня! Я скажу да за твоё геройство… — за каким-то чёртом Лёха взял на вооружение одесский говор — такой, каким он его видит и понимает, но как по мне, получается скорее нелепо. Однако если хочется, то почему и не да?
— Хулиганы… — шипит, проходя мимо, полная дама с авоськой, набитой так, что ещё чуть, и треснет, — вот сейчас милицию вызову!
В ответ — хохот! Хулиганы? Мы? Впрочем, если подходить формально…
— А кульки, кажется, застряли, — озабоченно говорит кто-то из ребят, пытаясь накапавшую из носа кровь со старой куртки, не замечая, что на физиономии её много больше, и она, засохшая, придаёт ему вид вурдалака.
— Парни… парни! — повышаю голос, — Хорош! Устроили тут не то базар, не то митинг! Сейчас дождёмся, выхинские подъедут! В метро!
Мы уже начали было спускаться, когда подъехали, один за другим, несколько автобусов, из которых высыпались «кульки», общаясь между собой довольно-таки бессвязно, но очень эмоционально.
— … а хули вы…
— … а я ему н-на! Ногой в рожу! Тот поручень отпустил, а Витька водителю орёт:
' — Трогай, мля! Не видишь, сейчас мясо будет⁈'
В метро, по итогу, спускались все вместе, перемешавшись и очень эмоционально обсуждая произошедшее.
— Претензии⁈ — отгавкиваюсь от одетого в старый ватник Дьячка, одного из предводителей «Кулька», — С хера ли? Вы ж сами с усами, так какого хера мы под ваши хотелки подстраиваться должны? Огребли? Так я предупреждал! Время, время! На план наш хер положили, на разбивку по времени тоже, так какого хера недовольны теперь? Сами ведь всё, как и хотели!
В ответ всякая хрень, из которой можно вычленить разве что эмоции и отдельное, в стиле «русские своих не бросают».
— Так то русские… — негромко, но с вызовом произносит кто-то из «кульков», но тему не развивает. Среди нас, и в самом деле, довольно много евреев, не столько среди локтевцев, сколько среди примкнувших волонтёров.
Этим вдвойне достаётся — и за скрипочки с флейтами, и за профиль. А тем более сейчас, когда пусть неофициально, но — можно!
— Мля, Дьячок… — тру переносицу, — заглохни!
— Да я… — вскидывается тот.
— Пожалуйста, — поднимаю на него глаза, и тот сдувается, — Потом, если захочешь, поговорим, ладно? Вы все сейчас на эмоциях…
Нехотя кивнув, тот согласился и замолк, отвалив к своим. Заскакиваем наконец в вагоны, и я облегчённо (и незаметно) выдыхаю — пронесло!
Выхинцы, конечно, устроят погоню, но здесь и
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!