Бумажный дворец - Миранда Коули Хеллер

* * *

– Мам, – говорит Мэдди, когда мы въезжаем в бесконечную линию машин на шоссе, возвращающихся домой после парада. – Джина сказала нам, что в Нью-Йорке в канализации водятся аллигаторы. Это правда?

– Да? – смеюсь я. – А она рассказывала, что если послушать «Белый альбом» наоборот, то можно услышать фразу: «Пол мертв»?

– Кто такой Пол? – спрашивает Финн.

– Мне кажется, нет там никаких аллигаторов, Мэдди. Хотя кто знает. Когда мне было четыре года, я видела, как мамин бойфренд смывает детеныша аллигатора в унитаз.

– Какого он был размера? – интересуется Мэдди. – Он не застрял?

– Как геккон.

– А вдруг они вылезут на тротуар и станут убивать людей? – подключается Финн.

– Я уверена, что с тобой ничего не случится, солнце.

– Не хочу больше ходить в школу.

Машины движутся с черепашьей скоростью. Нас обгоняют едущие по обочине велосипедисты.

– Знаете, – начинаю я, – когда мы с Анной были маленькими, наш отец подарил нам на Рождество морских обезьянок. В наборе был пластиковый аквариум и пакет с их яйцами. На коробке говорилось, что, когда положишь яйца в воду, из них тут же вырастут зверушки.

– Такие и сейчас продаются, – говорит Мэдди. – Нужно купить. Звучит круто.

– Ну да, типа того, – киваю я. – Они должны были превратиться в существ, похожих на морских коньков с длинными человеческими ногами и коронами, и жить в подводных замках.

– Можно мы их купим? – спрашивает Финн.

– Нет.

– Почему? Я хочу зверушку.

– Потому что это хрень собачья.

– Мама! – восклицает Мэдди. – Выбирай выражения.

– Ты права, – смеюсь я. – Мы с Анной не могли дождаться, когда же родится семья морских обезьянок. Каждый день бежали домой из школы, чтобы посмотреть, не вылупились ли крошечные короли и королевы. А потом, где-то через неделю, – о чудо! – в воде стали шнырять микроскопические креветкоподобные создания.

– И что случилось дальше? – спрашивает Мэдди.

– Ничего. Они так и не выросли. Остались такими же. Оказалось, что это всего лишь криль.

– То, чем питаются киты, – говорит Мэдди Финну.

– Я знаю, – отзывается Финн.

– Конец истории таков: как-то раз мы вернулись домой из школы, а их нет. Мама вылила их в раковину на кухне. Сказала, что большинство морских обезьянок померли и лежат на дне, а сам аквариум превращается в рассадник комаров.

– Как грустно, – вздыхает Мэдди.

– Может быть, а может, и нет. Мы так и не увидели, чтобы они выросли, но кто знает, может, это случилось после того, как она их смыла. Может, в канализации есть целое королевство морских обезьянок с маленькими королями, королевами и принцессами в крошечных коронах.

– Надеюсь, так и есть, – говорит Мэдди. – Это было бы здорово.

– Я тоже надеюсь, малыш. В любом случае, может, и Джина права насчет аллигаторов. Может, они живут там внизу, питаясь крошечными морскими обезьянками.

– Нет! – восклицает Мэдди. – Это было бы ужасно.

Прошло много лет с тех пор, как я думала о морских обезьянках. С тех пор, как мы с Анной каждый день проверяли тот пластиковый аквариум. Как мы ждали, и надеялись, и хлопали в ладоши, когда крохотные существа зашевелились, а потом чувствовали горькое разочарование, когда оказалось, что на этом все. Ожидание начинается рано, думаю я. Ложь начинается рано. Но вместе с ними и мечты, надежды, истории.

Я сворачиваю с шоссе на нашу однополосную проселочную дорогу и еду в Бэквуд, молясь, чтобы мне не встретилась другая машина. Я терпеть не могу сдавать назад, а на этом участке дороги нет поворотов.

Каждый год в городе запускают салют со старой деревянной барки в порту, искушая судьбу, и искры летят в сторону берега под стон и скрип этой барки. Мое любимое место для наблюдения за салютом всегда было в конце пирса, который сильнее всего вдается в залив с городского причала. Мимо линии соленых траулеров, пришвартованных, как лошади у салуна, со сваленными в кучу мокрыми сетями. Мимо покачивающихся на привязи шлюпок. Подальше от толпы, туда, где глубокая вода лижет верхушки опор. Здесь пахнет рыбой и мокрым деревом. Большинство людей собираются смотреть салют на пляже: ночь взрывается яркими каскадами, освещающими темный купол, гигантскими хвостами кометы, отражающимися в водах залива, точно мириады звезд, так что на мгновение море становится небом. Сидеть в конце пирса, свесить ноги над темной водой, и звезды будут появляться прямо под нашими подошвами, проскальзывая мимо нас под пирс, в неизведанный мир. Мне показал это место Джонас.

Неподвижная, невыносимая духота дня магически превратилась в замечательную летнюю ночь. В темноте веет легкий ветерок. Дети убежали куда-то, чтобы смотреть салют с друзьями. Мы с Питером и мамой пьем белое вино из пластиковых стаканчиков в ожидании, когда прозвучит первый нарастающий свист. В любую минуту мама начнет жаловаться.

– Не возражаете, если я поставлю здесь стул? – Джонас материализовался в ночи, будто призрак, приблизившись бесшумно, совсем как тогда, когда мы были юными и я шла на пляж в одиночку. Я почти никогда не слышала его шагов.

– Сказали, ровно в девять, но, как обычно, заставляют нас ждать, – говорит мама.

– Джина не придет? – спрашивает Питер, когда Джонас садится рядом с ним.

– Она шлет горячий привет. Ей очень хотелось пойти, но она неважно себя чувствует.

Я смотрю на Джонаса, удивленная его ложью. Это на него не похоже. Я знаю, он чувствует мой пристальный взгляд, но не поворачивается.

Час спустя, когда в воздухе остается лишь запах пороха и небеса снова погружаются во мрак, мы возвращаемся, чтобы собрать детей. Питер с мамой идут впереди, смеясь и подкалывая друг друга. Я замедляю шаг, чтобы они отошли подальше от нас с Джонасом, а потом спрашиваю, почему он соврал.

– Я не врал, – раздражается он. – Я повторил отговорку Джины. Это называется вежливостью.

– Вообще-то когда человек врет, это называется ложью, – говорю я, не давая ему уйти от ответа.

– У нее был хреновый день. Неужели мне действительно надо было рассказывать об этом Питеру и твоей матери? – огрызается он.

– Не будь свиньей. Я просто спросила. Я видела, как вы кричали друг на друга рядом с аптекой.

– Извини.

– Так что происходит?

– Джина лишилась галереи в мае. Она никому не рассказывала, ей слишком стыдно об этом говорить. Тогда как у меня осенью будет большая выставка. Она думает, что я рассказал тебе, поэтому расстроена.

– Но ты не рассказывал.

– Вот, теперь рассказал.

Мы останавливаемся и стоим рядом, глядя на спящие лодки. Я жду.