День бумеранга - Кристофер Бакли

– Да, но… Полностью это сомнений в моей невиновности не развеивает, правда? Не совсем обычная проблема для кандидата в президенты. Были когда-нибудь у вас клиенты, которых подозревали в таком преступлении?

– Был один, довольно высокопоставленный, у которого дядя, как выяснилось, служил в штабе у Гитлера во время Второй мировой. Но матереубийств что-то с ходу не припомню.

– Гм… Что ж, не все проблемы легко решаются. Над этой придется поработать. Я всю свою деятельность посвятил сбережению жизни. Нерожденные дети, калеки, хромые, умственно неполноценные, престарелые… Вот на чем мы построим кампанию. Есть, конечно, это ужасное дело Артура Кламма, но мы щедро расплачиваемся с родственниками – большей частью, надо сказать, они рады такому обороту событий, – так что я не жду особых неприятностей с этой стороны. Вот у Джепперсона, думаю, они будут. Вдохновила Кламма на серийные убийства мисс Девайн из его команды. Так что я предвижу острые дебаты. – Он пожал плечами: – Возможно, иных избирателей даже привлечет к себе человек, сбросивший мать с обрыва, хотя включать это в свою платформу я, разумеется, не буду. Ну, давайте теперь посмотрим телеролики, которые сделали ваши ребята.

Сидя у себя в кабинете в папской нунциатуре на Массачусетс-авеню, напротив резиденции вице-президента, монсеньор Массимо Монтефельтро пытался найти решение своей собственной надвигающейся медиапроблемы.

Когда комиссия по «восхождению» порекомендовала отложить вопрос в долгий ящик, монсеньор облегченно вздохнул и вознес благодарственную молитву Богоматери Быстроспасающей. Теперь, когда тема утратила злободневность, Рим конечно же успокоится и перестанет требовать, чтобы он осудил «восхождение» по телевидению и подверг себя риску дальнейшего шантажа со стороны русских путан и жуткого выбивалы Ивана Грозного.

Но вдруг идиот Джепперсон взял и заявил, что собирается идти в президенты, и поставил «восхождение» в центр кампании. Porca miseria. В тот же день позвонил кардинал Рестемпопо-Бандолини:

– Когда же вы наконец пойдете в наступление на эту мерзость, Массимо? Его святейшество выражает нетерпение.

– Пожалуйста, передайте его святейшеству, что я… выжидаю удобный момент.

Эта идея Ватикана пригрозить отлучением… Они думают, сейчас какой век? Шестнадцатый? Можно себе представить, как это воспримут американцы. Чтобы на них давил какой-то Папа из Рима? К тому же не особенно популярный в Америке. Француз, что вы хотите.

Массимо всерьез подумывал, не просимулировать ли инфаркт. Давление у него и правда было высокое, тут симуляции не требовалось.

А все этот дурак Ги-идеон. Его вина. Теперь – представляете – хочет баллотироваться в президенты! Вот вам Америка. Ну что за страна! Психушка, где остро не хватает санитаров и транквилизаторов.

Как быть? Он посмотрел на статую Богоматери Быстроспасающей. Она улыбалась ему, словно бы говоря: Массимо, Массимо, Массимо, будь же рассудителен, не обольщайся – даже мне не под силу тебя вызволить.

Телефонный звонок. Давление круто вверх. У него развился панический страх перед телефонами – немалый минус для второго человека Ватикана в американской столице, который вскоре должен был стать первым. Если останется жив, конечно.

– Монсеньор, звонит человек по имени Иван. Фамилию назвать отказался. Утверждает, что вы его знаете. Будете с ним разговаривать?

Монсеньор Монтефельтро с трудом подавил стон.

– Буду, буду. – Он взял трубку. – Что вам нужно? Я же дал вам деньги.

– Я звоню от благотворительной организации.

– Что?

– Для сирот чеченской войны. Вы хотите сделать пожертвование?

– Нет, – сказал монсеньор Монтефельтро. – Не хочу. Я хочу, чтобы вы отправились в Чечню.

Молчание. Затем:

– Жалко. Это доброе дело. Католическая церковь богатая. У вас большой офис на Массачусетс-авеню.

– Откуда вы знаете?

– Вы на работу, а я за вами!

Иван Грозный, судя по тону, был доволен собой.

– Хорошо, хорошо. Я сделаю пожертвование этой благотворительной организации.

– Сколько?

– Десять долларов.

Иван недовольно хмыкнул.

– Десять тысяч – лучше.

– У меня нет десяти тысяч долларов.

– У Католической церкви нет десяти тысяч? – не поверил Иван. – Ха! Вы можете продать золотую Мадонну или подсвечники. Вы платили уже золотом. Золотые часы вашего друга Гидьона Пайна. Это он сказал по телевизору, что хочет быть президентом?

Монтефельтро не считал себя особенно обязанным защищать Гидеона: ведь нынешнее бедствие было полностью делом Гидеоновых рук. Итак, они поняли, что это он. Может быть, Богоматерь Быстроспасающая все же услышала мои молитвы? – подумал Монтефельтро.

– Да, – сказал монсеньор. – Это он. Так что почему бы вам не позвонить ему насчет пожертвования? Может быть, он выкупит у вас свои часы.

– Хорошая идея. Вы умный священник.

Наконец-то свободен…

– Но вы тоже сделайте пожертвование. Бедные сироты! Они очень хотят есть.

Фрэнк Коуэн раскатал губу на кабинет в западном крыле Белого дома, но Бакки Трамбл объяснил ему, что даже он не сможет это устроить. По закону сотрудники избирательных штабов не имеют права занимать кабинеты в правительственных зданиях. Что по закону, а что нет, Фрэнка Коуэна не особенно волновало – но Бакки удовлетворил его пропуском в Белый дом, создававшим у Фрэнка иллюзию, будто он там работает. Вдобавок Трамбл посулил Фрэнку массу возможностей встречаться с президентом в Овальном. Вот и все, думал Бакки, что нужно для полного счастья этому гаду. Плюс бурная ночь с Лизой в спальне Линкольна. Больше ничего этих крупных спонсоров не интересует. Им надо рассказывать друзьям: «Я трахался в спальне Линкольна до потери пульса».

Выполняя свою сторону сделки с Трамблом, Фрэнк, получив должность финансового директора, передал ему звукозапись их разговора, когда Бакки предложил ему ввести компрометирующие имейлы в компьютер Касс.

– Как я могу быть уверен, что это не копия? – спросил Бакки.

– Никак, – усмехнулся Фрэнк.

Пресса проявляла к Фрэнку Коуэну интерес – особенно в связи с тем, что они с дочерью работали на разных кандидатов в президенты. Вашингтон любит такие полярности.

– Вы по-прежнему считаете ее морально отталкивающей личностью? – спросил его репортер «Вашингтон пост».

– Я не для того переехал в Вашингтон, чтобы комментировать поведение дочери, – ответил Фрэнк, у которого была теперь своя команда медиаконсультантов. – переехал, чтобы переизбрать президента Пичема.

– Чтобы помочь президенту переизбраться, – мягко поправил его консультант после интервью.