Женщина без имени - Чарльз Мартин

Учитывая тот факт, что это был мой первый опыт в документальной прозе, я много думал и каждую ночь переписывал уже написанное. Надо сказать правду: то, что получилось, больше было похоже на роман, чем на обычные мемуары. Зачастую солнце заставало меня на том же месте, где меня покинула луна. Я хотел бережно обойтись с тем, что мне было доверено, потому что Кейти, надо отдать ей должное, раскрылась и рассказала о таких деталях, о которых я не знал, да и не мог знать.

Когда книга была написана, издатель сказал, что хотел бы отправить нас в рекламную поездку. Кейти ухватилась за такую возможность, ответила «да». Она никогда не ездила в такие поездки и не могла дождаться ее. Потом она повернулась ко мне, думая, что я тоже буду рад этому. Я сказал:

– Нет. Я бы этого не хотел. Рекламные туры – это не для меня.

Кейти не нравилось, когда ей говорили «нет».

Я сказал ей, чтобы она привыкала к этому.

Кейти надула губки, потом попросила:

– Пожалуйста.

Итак, я собираю вещи. Стеди тоже. Он сказал, что ни за что на свете такое не пропустит. А я – эгоист, поэтому скучаю по своему гамаку. Мне не хватает спокойного ритма приливов. Не хватает звука якоря, который я вытаскиваю. Не хватает детей из больницы, где я теперь бываю регулярно. Кейти сжалилась надо мной и пообещала отвозить меня к ним один-два раза в неделю. У нее свой самолет, так что…

Тур начинается с чтения детям в больнице. Мы думали, что это как примерка. И потом все они хотели сфотографироваться с Кейти. Им нравятся мои истории, но ее они любят.

В это утро Кейти и я были гостями шоу в прямом эфире. Они прислали команду, чтобы снять нас на «Прочитанном романе». Нас усадили на палубе. Всходило солнце. Прямо за кормой в течении резвилась форель. В нашу сторону плыл дым из трубки Стеди. Ведущий повернулся к Кейти:

– Книга называется «Перестать быть собой». Вы можете рассказать нам об этом?

Кейти даже не моргнула.

– Причина такова. Когда я была маленькой, из-за моей внешности мне говорили, что я выгляжу неподобающе. С тех пор я пыталась перестать быть собой. Но это было все равно что каждый день умирать. – Она повернулась ко мне. – Я ложилась спать мертвой. Просыпалась мертвой. Я никогда не знала, кого я увижу в зеркале. Я все время боялась воскресить того, кем я быть не смогу. – Кейти покачала головой и схватила меня за руку. – Питер… изменил это.

– Каким образом?

Кейти уверенно улыбнулась:

– Он научил меня, как жить без сценария, такой жизнью, где я сама пишу слова, которые станут мной.

Ведущий с улыбкой повернулся ко мне:

– Судя по всему, Пит Хейн не извлек все лучшее из пирата Пита.

Это было хорошее начало, и я улыбнулся.

– Конец истории все еще не написан.

Он кивнул.

– Многие читатели будут рады это услышать. И больше всех будут рады мои дети. – Ведущий выпрямился, меняя тему: – Документальная проза для вас в новинку.

– Да.

– Книга выходит завтра. Этим утром предварительные заказы поставили ее на первое место. Многие смотрят эту передачу прямо сейчас, им интересны вы и эта история. Гадают, есть ли еще в вас это. Так как, это есть?

Кейти взяла меня за руку, улыбнулась. Я сказал:

– Я не знаю, есть ли у меня еще «это», имея в виду дар писательства. Об этом придется судить вам.

– Что вы можете рассказать нам о романе?

Я скрестил ноги и начал:

– Позвольте аналогию. Представьте, что я всюду хожу с мешком. Например, с большим мешком для грязного белья, который прикрывает всю мою спину. Возможно, это напомнит вам Санта-Клауса, которого вы видели в детстве, только в моем мешке не подарки, которые я был бы рад всем раздать. На самом деле я бы предпочел спрятать этот мешок, потому что в нем кучка сломанных вещей – миллион вещей, – которые когда-то составляли меня. Понимаете, когда-то я был целым, но потом кое-что произошло, и я сломался или разбился, и теперь я весь из осколков. Потом я встречаю вас и понимаю, что у вас тоже течет кровь, потому что вы сломались, как и я, и никто не сможет снова собрать в вас в одно целое. А потом я понимаю, что вы угасаете и вас нужно починить. Иначе вы не продержитесь до утра. Поэтому я даю вам то, что есть у меня. Я протягиваю вам свой мешок и говорю, что вы можете взять что-то или все, чтобы залатать вашу рану. Более того, это не будет вам стоить ни гроша. Вы можете взять даром. Я заплатил за них, когда сломался. И так как вы в отчаянии и успели перепробовать почти все, вы вываливаете содержимое моего мешка на пол, ворошите, словно щепки, просматриваете каждый осколок. И где-то среди этого беспорядка вы находите ту часть, которой вам не хватало. Одну на миллион. Или на десять миллиардов. И потом вы вставляете эту часть в головоломку, которой вы стали. Кровотечение останавливается, и, возможно, в первый раз за всю жизнь ваша рана начинает затягиваться. И когда это происходит, вы протягиваете мне ваш мешок, потому что моя рана еще кровоточит. Книга будет об этом.

– Вы можете прочесть нам какой-то отрывок?

Кейти кивнула, поэтому я открыл книгу и прочел первые несколько строчек:

– «Женщина в исповедальне преклонила колени. Священник сел бок о бок с коленопреклоненной. Она отдернула занавеску и вдохнула запах «Виталиса» и «Олд Спайса». Ей нравилось находиться так близко к мужчине, у которого не было желания прикоснуться к ней, завоевать ее. Она смотрела мимо него. Куда-то за пределы настоящего.

– Простите меня, отец, ибо я согрешила…»

В 2000 году меня наняли написать книгу. Задание заключалось в том, чтобы написать биографическую историю о флоте кораблей-госпиталей, которые назывались «Корабли милосердия», и о тех замечательных людях, которые жили и работали на них. Я работал в паре с просоленным новозеландцем немного за шестьдесят по имени Джон Дайсон. Он много поездил по миру как писатель для «Ридер’з Дайджест». За свою карьеру он написал около двухсот историй. Я должен был написать книгу. Он должен был меня контролировать. Следить, чтобы я не сбивался с пути. Он был наставником, я – учеником.

Поэтому я полетел в Лондон, мы встретились, великолепно провели время. Как это говорят британцы? Приятно. Просто приятно. Я узнал, что он пишет уже несколько десятилетий и, вероятно, больше забыл о мастерстве и процессе писательства, чем я смог бы выучить за две жизни. Два дня подряд мы встречались, и он помог мне набросать план книги, которую мне предстояло написать. Никакого руководства. Просто разговор двух писателей. Мне Джон понравился. Очень понравился. Мы оба были «на одной странице». С этим я улетел домой и принялся за работу.

Следующие четыре месяца я много времени провел в самолетах. Африка. Центральная Америка. Великобритания. Несколько государств. Когда мое исследование было завершено, я сел и написал то, что мне самому казалось достаточно хорошей историей. Восемьдесят тысяч слов или около того. Закончив, я откинулся на спинку стула и кивнул. Хорошо. Даже очень хорошо. Гордый собой, я позволил себе помечтать. И в наивном восхищении уже представил, как эта история вскоре поднимется в списке документальной прозы в «Нью-Йорк таймс», обеспечивая трамплин для моей художественной прозы, с которой читателям еще только предстояло познакомиться. Это был мой пропуск. Это был мой путь. Поэтому я кликнул на иконку «отправить» и стал ждать положительной оценки Джона.