Это несерьёзно - Ольга Вечная

болючей идеей из всех возможных.

И тем не менее она, идея эта, камнем висит в воздухе, когда Демьян на меня смотрит. Читаю ее в его глазах, вижу по мрачному молчанию, как она жжет его мысли.

В конце концов, поздно вечером, по пути в мою квартиру — он в этот раз показал ножницы, а я предугадала и выбрала камень, — Баженов произносит спокойно, максимально сдержанно:

— Давай расстанемся?

Закрываю глаза и на мгновение умираю. Потом беру себя в руки.

— Ты, мать твою, головой ударился, Баженов, — проговариваю с улыбкой. Сама лихорадочно кольцо тереблю, что он дарил на день рождения. — Ты без меня и недели не протянешь.

— Как говорится: если любишь, отпусти. Если твое, то вернется, если нет…

— Перечитал статусы ВКонтакте?

— Я уеду из страны на три месяца, нужно закончить этот гребаный проект. Будет лучше, если ты останешься здесь.

— Ты все решил, я так понимаю? — бросаю презрительно.

— Кристина, они шлют на ник Rook сообщения для Гризли. Причем делают это уже по свободным каналам. Так, что любой, даже самый тупой мент, у которого есть мобильник, может перехватить. Что еще они будут писать — предположить невозможно. В чужой стране я не смогу ввалиться в полицейский участок, как к себе домой.

В носу щиплет.

— Не называй меня «Кристина», да еще таким тоном! Я твой птенец.

Наши пальцы переплетаются, Демьян мягко сжимает мою ладонь, а я его — изо всех сил. Чтобы ему, блин, больно было!

— Птенец, прости. Поживем отдельно.

Шмыгаю носом, вытирая пальцами под глазами, и произношу:

— Когда ты улетаешь?

— На днях.

— Капец, Демьян. Просто капецище!

Глава 45

Следующие дни мы с Демьяном, как осиротевшие планеты в космосе, движемся по инерции. Существуем, вопросы какие-то решаем, с людьми общаемся, работаем, смеемся, едим и пьем — в общем, функционируем. Но, если приглядеться к нашей парочке, сразу видно, что мы с Баженовым — никчемная биомасса.

Теплые, но пустые существа, эмоционально выжженные собственным решением разъехаться. Мы живые, но без сознания. Себя я вообще воспринимаю оболочкой, а Демьян… он, безусловно, крепче. Экстренные ситуации — его стихия. Уйти в работу — его привычный план. Вот только жизнь — это не череда кризисов, не забег на короткую дистанцию. Жизнь — это путь без цели длиною в десятилетия, это взлеты и падения, покой и вспышки. Что с Демьяном будет на долгой дистанции — я даже думать не собираюсь.

Задрали планку мы друг для друга настолько высоко, что, расставшись, обалдели оба. Надо же было так жизни взаимно испортить. Друзья, называется.

Я замыкаюсь в себе, не хочу ни с кем обсуждать ни Демьяна, ни нас с ним. Замираю. Не дышу.

Демьян приглашает на завтраки-обеды-ужины, и я соглашаюсь, конечно же. Потому что как тут справиться с искушением увидеть его еще раз? Потому что за прошедшие месяцы ни фига я не насмотрелась на красивое лицо и в пустые глаза.

Он заезжает без опозданий, и мы говорим о погоде. В рестиках едим и пьем что-то вкусное, особенное. Мы как будто празднуем. Шальные танцы босиком на осколках, получается?

У меня такой подъем дикий каждый раз, когда его машину вижу, что остановиться не в состоянии. Шучу, смеюсь, отрываюсь, в общем.

— Почему так весело? Что это, как думаешь? — спрашиваю за бокалом шампанского.

— Я полагаю, агония, — отвечает он с легкой улыбкой.

— За нее тогда, за родимую! — Беру бокал, но Баженов не спешит чокаться.

— Может, сыграем в камень-ножницы? — Поднимает руку.

Козлина. Как пощечиной это предложение. Я качаю головой.

Он вновь гнет свою линию:

— Не пригласишь к себе? У меня самолет уже завтра.

— Иди ты в задницу. — Закатываю глаза и осушаю бокал.

Мщу ему, сама не понимаю за что. За то, что не мой, наверное. За это тоже можно мстить, оказывается. Деструктивная идея, но кто сказал, что взрослые всегда мудрые?

У Демьяна самолет завтра, а у меня нет. А еще у него нет обратного билета. Мы больше не любовники, и тем не менее мы постоянно видимся.

Знаю, что без меня он совсем на еду смотреть не может, потому что я такая же. А когда вдвоем — ничего, терпимо, обедаем. Я совсем ни о чем не расспрашиваю — как живет он, как ночует. Не могу. Моя грудная клетка — открытая рана, потревожить ее — безумие.

Баженов молча пялится. Иногда мы вместе смеемся, если есть повод. Раньше я употребляла слово «агония» для красного словца, теперь я точно знаю его значение. Резервы подключились ради выживания. Я пробую предел собственных возможностей.

Маленькая капризная девочка внутри требует высказать Демьяну, как я ненавижу его за то, что уезжает один. Что у него эта дебильная работа, что всё вот так. Потому что я хочу с ним быть. Да, я сильная, я справлюсь, но я не хочу справляться. Хочу каждый день своей жизни его видеть, хочу общаться, хочу делить на двоих все, что происходит. Три месяца — это много. А еще три месяца — это срок, который Демьян взял с потолка, потому что гарантий нет вообще никаких и любовь на расстоянии — отстой полный.

Я никогда не была так красива, как в тот вечер, когда он приезжает попрощаться.

Пятница. Я ни с того ни с сего встаю и иду в коридор, в этот момент Баженов звонит в дверь. Шаг сбивается. Качаю головой: как это вынести?

В его руках огромный букет, который я не принимаю. Демьян держит цветы с минуту, потом аккуратно опускает на коврик у моих ног.

Стоим в прихожей. Одновременно хочется послать его в далекие дали и пригласить зайти, чтобы обнимать, целовать до потери пульса.

— Я ненавижу «СоларЭнерджи», — говорю наконец.

Демьян опирается плечом на косяк, опускает голову. Сердце сжимается до резкой боли.

— Я тоже, — произносит он медленно.

Его голос — как удар по груди, туда, где рана.

— Почему ты не можешь быть обычным кодером в каком-нибудь стремном банке?

Демьян поднимает глаза, я тут же отвожу свои в сторону, потому что точно знаю: зрительного контакта будет достаточно, чтобы меня разорвало в истерике. Чеку из гранаты мы давно вытащили.

Его голос звучит невыносимо мягко:

— Ты бы тогда не запала на меня, птенец.

Слезы наворачиваются. Да знаю я, что Баженов такой, какой есть, и другим никогда не был. Чуть не от мира сего, умнее всех остальных.

— Ты мой самый-самый лучший друг, — произношу низко, хрипло. Губы такие сухие, что быстро облизываю.